Таймири
Шрифт:
— Зачем ты впустила меня? Если намеревалась освободить, так знай, что моя свобода здесь мнимая! И мне суждена погибель!
«Гибель! Гибель!» — зазвенело, дразнясь, многоголосье.
Сообразив, что так от эха ничего путного не добьешься, Ария сменила тактику.
— Мне бы воды, — просительно сказала она. Тотчас откуда-то сверху засочилась холодная, сладковатая на вкус вода. И судя по всему, совершенно чистая. Пил бы и пил. После трех глотков тетушка Ария почувствовала себя другим человеком. Вернулась ясность мысли, разогнулась спина, простуды как не бывало.
— Чудеса! — подивилась
Каменные своды в ответ недовольно завибрировали, и кое-где вниз посыпалась размельченная порода.
— Жаль, очень жаль, — вздохнула Ария. — Хотя, впрочем, ты и так неплохо постаралась. Спасла меня из плена, напоила, ведешь теперь непонятно куда… Ты уж не обессудь, но мне не дает покоя вопрос: почему именно я? Почему не Лионора-Аврелия-Марти, например? Уж кто-кто, а она точно заслужила, потому как гнула спину вдвое больше моего. И плетьми ее угощали чаще.
«Если выбор пал на тебя, значит, такова твоя судьба. И нечего спрашивать!» — гулко донеслось из коридора. Какой вредный, однако, лабиринт! Уже и поинтересоваться нельзя.
Тетушка Ария застыла на месте. И вовсе не потому, что коридор вдруг заговорил человеческим языком. Нет. Она остановилась, потому что коридоров было шесть.
— Ну, и куда же мне идти? — озадаченно проговорила она.
«Идти… Идти…» — подхватила горная нимфа. Теперь Ария знала почти наверняка: с нею разговаривала нимфа. Стыдливая, застенчивая, но вместе с тем невероятно капризная. Горные нимфы, все до единой, весьма трепетно относятся к чужим словам. Они ловят слова специальными сетями, начищают до блеска невидимыми щетками и складывают в парящие, призрачные шкатулки. Нимфы редко пользуются словами из своих коллекций. Чаще просто дразнятся, повторяя конец чьей-нибудь фразы. Лезть за парящей шкатулкой им ох как лень!
Внезапно один из коридоров заговорщически подмигнул тетушке Арии:
«Чего ждешь? Давай, сюда!»
Тут она уж и без слов поняла: выход рядом. У «общительного» коридора имелась масса преимуществ. Во-первых, он был не столь яркий, как предыдущие. Во-вторых, со сталактитов здесь обильно стекала та самая, живительная влага. А в-третьих, издалека доносилась приятная инструментальная музыка. Верный признак того, что избавление не за горами.
Вскоре «издалека» превратилось в довольно ощутимое «близко», и когда Ария поравнялась с небольшим квадратным проемом, то не смогла сдержать удивления: звуки лились именно оттуда.
— Я брежу! — воскликнула она, увидав, как рояль из прозрачного кварца сам по себе играет польку, двигаясь в такт мелодии.
— Я точно выжила из ума! — нарочито громко крикнула Ария. Но виолончель, что стояла в углу зала, по-прежнему невозмутимо гудела приятным тембром. Контрабас (весьма гибкий для своих немолодых лет), как ни в чем не бывало, кропотливо выводил ноту за нотой. Пищала, заливаясь, скрипка. Вероятнее всего, от щекотки. Смычок так деятельно скользил по струнам, что, на ее месте, пищать начал бы кто угодно. Зависнув в воздухе, наигрывала мотивчик беспечная флейта. А в дальнем конце мистического зала дышала жаром печь.
«Форменное помешательство», — решила тетушка Ария и, осмелев, переступила порог. Вдруг музыкальные инструменты
Разумеется, Ария не повредилась в уме. Просто она абсолютно случайно попала в пещеру, где хранились музыкальные инструменты из мастерской счастья Лисса. Норов у них был непредсказуемый, и порой они вытворяли совершенно необъяснимые вещи.
Устав от необъяснимого и пресытившись непредсказуемым, тетушка Ария вернулась в мерцающий коридор. Но не успела выйти из зала, как проход прямо на глазах стал затягиваться тонкой, переливчатой паутиной, вслед за чем его медленно заволокло жидким адуляром. Хранилища как не бывало.
— Жидкий камень, — ошеломленно пробормотала Ария. — Кому рассказать — не поверят… Странное, право, место. Выбраться бы поскорее наружу. Ау! Ау-у!
«Ау-у-у!» — отозвалось ленивое эхо.
Половинка цветка — пять голубых лепестков в серебряной оправе. Лишь сейчас Таймири заметила, что они стали то загораться, то гаснуть.
— Неспроста колечко активизировалось. Скорее всего, до мастерской рукой подать, — сказала она. — Может, по кольцу, как по компасу, ориентироваться надо?
— Почем знать? Вдруг этот твой компас заведет в топь какую или в разбойничье логово? — засомневался капитан.
— Едва ли, — покачала головой Сэй-Тэнь. — Кольцо ей досталось от птицы. А птиц в наших краях негусто. Если где и летают, так только под крышей мастерской.
— Не верю я в эту затею. По-моему, карта надежней будет, — сварливо сказал Кэйтайрон и для пущей убедительности потряс картой перед спутниками. — Видите, здесь указан проторенный путь. А кольцо, простите, мигает на восток. На востоке у нас что? Правильно, пустыня.
— Гляньте на карту повнимательней. До пустыни отсюда приличное расстояние, — возразила Таймири. — А ваша дорога петляет — вон какие круги! Не проще ль пойти напрямик?
Капитан помрачнел и, сорвав с головы фуражку, швырнул себе под ноги.
— Что ж! Раз я вам не указ, поступайте, как знаете.
— Ручаюсь, — неожиданно подал голос Диоксид, — ручаюсь, что кольцо доведет нас до цели. Я уже бывал в этих местах. Не заблудимся.
Кэйтайрон долго отряхивал фуражку от пыли, бубня под нос что-то про честь и уважение, а они всё шагали и шагали. На кольце зажигались и гасли лепестки. День сменился ночью, немногочисленные припасы, что выделил им Благодарный, почти иссякли, а мастерской по-прежнему не видать. Шли по колючкам, по холодному песку. Новая обувь натерла мозоли, и стало уже невмоготу, когда посреди непроглядной тьмы вдруг выросла чернильно-черная стена. Философ безошибочно определил: мастерская. Ворота отыскались почти сразу: высокие, расписные, с узорами. Рисунка во тьме было не разглядеть, но Диоксид мог по памяти восстановить здесь каждую черточку и каждый завиток. Будучи десяти лет отроду, он собственноручно нарисовал под одним из завитков ехидно улыбающуюся рожицу. Потом, конечно, влетело. Но порой след в истории только так и оставляют.