Тайна Белого камня (ранняя редакция)
Шрифт:
И снова пополз, но уже по берегу, к селу. Жажда сушила рот, нога невыносимо болела. Болели натруженные руки и спина. Временами мозг до того, отуплялся, что Миша забывал о том, где он, что с ним и зачем ползет. Но, встяхнувшись, мальчик собирал в комок оставшуюся волю и снова полз.
«Вон до того бугорка без отдыха», — намечал мысленно себе цель Миша. И, зажмурив глаза, стиснув зубы, работал руками, волоча ногу. Полз, как ему показалось, долго. Приподнялся, посмотрел, близко ли бугор? Далеко. Словно и не двигался Миша, а лежал на месте.
«Еще
На этот раз ему показалось, что он ползет по крайней мере час. Наверное, он почти у цели. Снова привстал. А бугор-то как был далеко, так и остался. Отчаяние охватило мальчика. Миша заплакал, сначала тихо, а потом навзрыд, упав головой на скрещенные руки.
Неожиданно до него донесся рокот мотора. Миша умолк и привстал, вглядываясь вперед. От села по реке в его сторону мчался катер. Глаза мальчика, еще полные слез, радостно блеснули, он подполз к самому обрыву.
— Скорей, скорей!
Катер шел быстро, но Мише казалось, что он стоит на месте — так сильно было его нетерпение. Но вот катер, наконец, почти поравнялся с Мишей. Он, забыв о боли, вскочил на ноги, замахал руками, закричал:
— Сюда, сюда! Спасите!
На мостике стояли двое в форме речников. Они заметили мальчика, заулыбались и помахали приветственно руками. Катер продолжал свой путь.
— Спасите! Помогите! — изо всех сил закричал Миша, отчаянно жестикулируя.
Матросы на катере переглянулись, о чем-то, видимо, поговорили, потом один спустился вниз. Вдруг катер резко повернул к берегу. Через минуту рокот его раздался совсем близко, под самым обрывом, и внезапно прекратился. А еще через минуту возле Миши стояли те двое речников — один молодой с рыжим хохолком, выбившимся из-под фуражки, другой пожилой с длинными усами.
— Что с тобой? — спросил молодой.
— Дяденька, спасите Левку и Василя, — захлебываясь, заговорил Миша. — Их дядя Федя убьет.
— Какого Левку и Василя? Какой дядя Федя? — спросил усатый, посуровев. — Рассказывай толком и по порядку.
И Миша, торопясь, глотая слова, кое-как рассказал о путешествии и о том, что случилось с ними под конец.
— Ах вы, черти полосатые! — беспокойно хлопнул руками по бедрам усатый. — Про вас мы и подумали, когда заметили тебя. Ну и дела! Ведь вас давно уже потеряли. Дед Андрей чуть не умер с тоски. Ну и Васька! Серьга, — обратился он к молодому, — зови ребят.
— Слушаю, Семен Данилович.
В это время далеко в бору, в той стороне, откуда приполз Миша, один за другим раздались два глухих выстрела.
Мужчины тревожно переглянулись, Миша побледнел.
— Это он!..
Серега чуть ли не кубарем сбежал к реке, где стоял на якоре катер, и вернулся оттуда с двумя товарищами. Вес четверо бегом бросились в бор.
Гость из города
Август был на исходе. После обильных дождей установилась солнечная погода. По прозрачно-голубому небу вот уже неделю не пробегало ни облачка.
Лева
— Это тебе, — задумчиво произнес Лева, кладя возле Миши две свои любимые книги «Дети капитана Гранта» и «Таинственный остров» Жюля Верна. — А блокноты я себе оставлю. Вахтенный журнал и партизанскую карту — тоже.
— А мне?
— Для тебя я нарисовал новую: карту нашего путешествия и открытий. Вот она, смотри.
Карта была почти такой же, как и партизанская, но в ней уже стояли не обрывки слов, полустертые цифры и непонятные значки, а расшифрованные названия сел, уточненные цифры.
— Здорово нарисовал! Только что это за «Гора Василия Родионова»?
— Лысуха. Я так назвал ее. Согласен?
— Спрашиваешь!
— А полуостров теперь: «Утес великой догадки»
— А это? — ткнул Миша пальцем в квадратик в центре карты.
— Читай — «Лагерь героев». Где партизанские землянки.
— Здорово! — еще раз подтвердил Миша. — Спасибо за карту. — Будем в школе музей создавать.
— Музей? — Лева задумался, взял сумку, открыл ее. — Если музей — тогда и это возьми.
Он протянул Мише блокнот и объемистый сверток. На блокноте красовался заголовок: «Вахтенный журнал парусной шхуны «Открыватель». В свертке же Миша обнаружил пули, гильзы, тесак и другие вещи, найденные в «Лагере героев».
На кухне, где сидели тетя Маруся и Павел Степанович, раздался басистый незнакомый голос:
— Здравствуйте.
Ребята бросились к двери. Они увидели высокого пожилого военного с погонами полковника. Из-под его фуражки блестели сединой густые волосы.
— Я к вам в гости, — произнес он. — Моя фамилия Жаков. Константин Петрович Жаков.
Фамилия Леве показалась очень знакомой. Наморщил лоб, вспоминая. Вдруг лицо его озарилось, и он бросился к военному.
— Вы партизан, да? Тот самый Жаков, чья фамилия в землянке вырезана?
— Тот, тот, милый, — дрогнувшим голосом ответил военный. — Оказывается, меня здесь уже знают.
Полковник прижал к себе Леву и неожиданно поцеловал в лоб.
— А ты, никак, Лев Чайкин?
— Ага.
— Ну вот и познакомились. А ты — Миша Борков? — повернул он голову туда, где стоял, восторженно улыбаясь, Миша.
— Да, Миша…
Жаков обернулся к Павлу Степановичу и Марии Николаевне.
— Извините, — сказал он, — врываюсь к вам непрошеным гостем. Знаете, нечасто в жизни бывают такие случаи, когда нападаешь на следы друга, о котором ничего не слыхал и не знал чуть ли не сорок лет. Я говорю о Степане Ивановиче Боркове, вашем отце, Павел Степанович…