Тайна Бутлегера, или Операция «Ноктюрн»
Шрифт:
– Поскольку полной гарантии быть не может, не остается ничего другого, как довериться друг другу. Составить договор и соблюдать его.
– Верно. Могу я предложить свои условия?
– Пожалуйста.
– Чтобы я осталась жива.
Контатти кивнул:
– Будем только рады.
– Чтобы осталась жива Соня и была бы немедленно возвращена в свою семью.
– Более чем разумное требование.
– И чтобы вы позаботились… обо мне.
– Как это понимать?
– Я уже описала, какое
– Сколько? – спросил Контатти, немного помолчав.
– Пятьсот тысяч.
Контатти попытался пошутить:
– Лир?
– Долларов. Наличными.
– Но это же целое состояние. Вы понимаете, надеюсь?
– Поскольку я опасаюсь, что пребывать на этом свете мне осталось недолго, то хочу пожить в свое удовольствие, – сказала Мерилен, наливая себе еще виски. – И потом я считаю себя обязанной позаботиться о детях Юрека, ведь он в тюрьме, он скомпрометировал себя и вообще, наверное, погиб.
– И где же мне взять такие деньги?
– У своих начальников.
Контатти не захотел или не сумел отказаться от своей обычной игры:
– Мои начальники могут сказать: «Виноваты, вот и выкручивайтесь». – Он изобразил грустную улыбку. – Могут поручить Шабе решить проблему в той жесткой форме, о какой он уже и сам говорил, то есть убрать и меня, и вас.
Мерилен не шелохнулась.
– В таком случае вы будете опознаны, даже мертвый, и американцы узнают, кто их предал. У них появятся доказательства, они отомстят. – Она заговорила иронично, насмешливо. – Как вы сказали мне однажды, может даже разразиться война. Неужели ваша страна была бы готова начать ее из-за такого пустяка? Из-за каких-то пятисот тысяч долларов?
– Война? А почему бы и нет? – вмешался Шабе. – По своему характеру и по личному убеждению я за жесткие решения. – Он с презрением посмотрел на Контатти. – Как коллективные, так и индивидуальные.
Они опять выглядели не столько союзниками, сколько врагами, которых связывал какой-то загадочный и трудный сговор.
– И ты только обрадовался бы, верно? – спросил Контатти.
– Ты уже сказал об этом.
Контатти жестом изобразил, будто спускает курок пистолета:
– И меня, и мисс, не так ли?
Шабе кивнул:
– Обоих. Не терплю дилетантизм.
Контатти обратился к Мерилен:
– Слышали? Он просто не любит меня. Конфликт поколений. Подумайте как следует, Мерилен. Откажитесь. Я говорю о деньгах.
– Но это же вы загнали меня в угол. Это вы не оставляете мне другого выхода. Впрочем, я уверена, что у такого мужчины, как вы, служащего великой нации, великой идеологии, не может быть проблем с деньгами.
– Знали бы вы,
– В ценной валюте, – уточнила Мерилен.
– Мне на это понадобится несколько дней.
– Скажем, сутки.
– Двое суток. Сделаю все возможное.
– Хорошо. Если не возражаете, мне надо позвонить.
– Кому? – с подозрением спросил Шабе.
– Человеку, который, если я вовремя не предупрежу его, передаст в мое посольство досье, что так не нравится вам.
Контатти указал на телефон:
– Пожалуйста.
– Нет, – сказала Мерилен, – не здесь и не сейчас.
– А когда же в таком случае? – спросил Шабе.
Мерилен посмотрела на мужчин:
– Как только девочка будет освобождена.
В римском офисе ЦРУ Уэйн без особого интереса ожидал заключения эксперта, изучавшего ружье, из которого был убит Фрэнки Хаген.
– Невероятно, – сказал эксперт. – Самый обычный ствол. Никакого специального устройства для стрельбы в темноте тут нет.
– Да, – согласился Уэйн. – Еще одна загадка.
Он обернулся к Юреку, стоявшему в глубине комнаты между двумя парнями с квадратными подбородками и пистолетами за поясом.
Комната была почти пустой: медицинский топчан, несколько стульев, письменный стол, телемонитор местной службы слежения – вот и вся обстановка.
По знаку Уэйна агенты разошлись и встали возле стен напротив друг друга. Уэйн подошел к Юреку, жестом велев ему сесть.
– Ты стюард?
Юрек сел, не отвечая.
– В платежных документах английской авиакомпании тебя нет, – продолжал Уэйн, стараясь оставаться спокойным. – Эта куртка тебе велика. Где ты раздобыл ее?
– Не могу отвечать ни на какие вопросы.
Уэйн поставил стул напротив поляка и, сев на него верхом, положил локти на спинку.
– Ладно. Может, считаешь себя военнопленным?
– Только теряешь время. Не могу ответить, иначе кое-что произойдет.
– Ах вот как! И что же произойдет?
– Кое-что.
– Когда?
– Не знаю.
– Но я спешу. У меня каждая минута на счету.
Уэйн сделал знак. Один из агентов включил мощную лампу и направил ее в лицо Юреку.
– Мы знакомы, не так ли? – спросил Уэйн. – Я уверен, что где-то видел тебя. Но где? Не поможешь вспомнить? – Он рассмотрел поляка в профиль, в три четверти, в фас. В лице Юрека чувствовались напряжение и усталость, свет был невыносимо ярким. – Хорошо, тогда я сделаю это сам. Думаю, ты имеешь право знать, что Фрэнки Хаген был для меня не просто коллегой. Он был моим другом, близким другом. Ты убил его, и мое отношение к тебе не может быть формальным. Теперь это уже мое личное дело, понимаешь?