Тайна Бутлегера, или Операция «Ноктюрн»
Шрифт:
– Великолепно, – сказал Контатти.
Мерилен посмотрела на Шабе – тот, немного поколебавшись, положил пистолет в карман.
– Но сначала я хочу понять одну вещь, – продолжала Мерилен. – Я хочу знать, в кого действительно стрелял Юрек?
Ответил Шабе:
– В конверте, который я вручил ему в аэропорту, была фотография Фрэнки Хагена. Рудинский не мог ошибиться и не ошибся.
– Понимаю, – согласилась Мерилен, – но разве не разумнее было бы с вашей стороны не говорить мне этого? Если бы я думала, что жертвой
– Конечно, – ответил Контатти. – Но мы предпочли, чтобы вы знали правду. А зачем?
– Думаю, что догадываюсь. Чтобы посмотреть, как я буду реагировать на это, и понять, способна ли я защитить себя.
– Это был самый простой способ выяснить, не ведете ли вы, усомнившись в нас, двойную игру. – Контатти покачал головой, размышляя. – С другой стороны, необходимо было поставить вас в известность, даже заставив при этом поверить в ошибку Рудинского. Мы не могли рисковать, не могли допустить, чтобы вы, растерявшись, выдали бы себя вашему бывшему другу Уэйну.
– Выходит, я должна была верить, что ваш план не предусматривал убрать меня?
Контатти грустно улыбнулся:
– Убрать такую красивую женщину? Какое безумие!
Мерилен размышляла, пытаясь не пропасть в этой ужасной игре правды и лжи, в какую оказалась втянута.
– И таким образом вы великодушно подставили меня, чтобы переложить подозрения американцев на английскую разведку – через меня и Юрека, который служил в британском военном флоте. В самом деле очень ловко.
– Простите нас. Мы вынуждены были лгать вам, но ради благой цели. – Контатти развел руками. – Мы заставили вас поверить, будто наша цель – Форст, потому что иначе вы отказались бы сотрудничать и в любом случае у вас оставались бы сомнения на наш счет. Что же касается Хагена, то не переживайте, мы так или иначе все равно убрали бы его. Для этого у нас есть свои причины. Было бы глупо сейчас говорить о них.
– Конечно. Нет смысла и добавлять, что мои блестящие шпионские операции во вред Уэйну не представляли для вас ни малейшего интереса. Вся эта сплошная дымовая завеса только для того и нужна была, чтобы я поверила, будто сотрудничаю с вами.
– Уверяю вас, мы очень высоко оценили и ваши усилия, и информацию, какую вы нам достали.
– И самое главное, тот факт, что Уэйн, вспоминая мое поведение в эти последние дни, будет безусловно убежден в моей причастности к операции. – Обессиленная, Мерилен обратилась к Контатти: – Не нальете ли скоча? Мне сейчас совершенно необходимо выпить.
Контатти поспешил выполнить ее просьбу и заодно обратился к мрачному Шабе:
– Тоже выпьешь, старик?
Шабе ответил злобным взглядом.
– Понимаю. Артерии, – пояснил Контатти, наливая себе.
– Я пью только с друзьями, – холодно уточнил Шабе.
– Но у тебя нет друзей. Они все умерли. Либо от старости, либо потому, что ты
Шабе рассмеялся, покашливая и поглядывая то на Контатти, то на Мерилен, но под конец его смех превратился в злобное рычание.
– Теперь, когда тебя сфотографировали, твоя карьера закончена, парень. Что же касается вас, мисс Ванниш, то мне не хотелось бы, чтобы вы питали иллюзии. Вам лучше всего понять, что у вас безвыходное положение, потому что на вас накинутся все. Американцы, поняв, что Англия тут ни при чем, обвинят вас в том, что вы советский шпион, а значит, отвечаете за убийство Хагена. Англичане заставят вас заплатить за подозрения американцев. Ну а русские просто не любят лишних свидетелей…
– Не стоит продолжать. Я все прекрасно понимаю. Пока вы еще не можете убрать меня из-за документов, которыми я располагаю. Но потом, когда я отдам их вам… – Она начертила в воздухе крест. – Забавно. Сейчас пролью слезы.
– Попробуйте, – сказал Контатти. – Кто знает, Шабе мог бы и растрогаться.
– Будь я одна, конечно, я пропала бы. Я женщина довольно хрупкая, но перед вами, такими умными, такими суперменами…
– Жаль, – прервал ее Контатти, – жаль, что вам пришла в голову дурацкая мысль усомниться во мне…
– Я виновата, не так ли? – спросила Мерилен, неожиданно обретя спокойствие, сдержанность и твердость. – Я должна была позволить использовать себя как инструмент. С закрытыми глазами. Может быть, тогда я и вышла бы как-то из положения.
– Несомненно, – согласился Контатти.
– Возможно, – поправил его Шабе.
– Итак, я должна исчезнуть, изменить лицо, друзей, все. Сменить работу, язык, привычки, перебраться на другой континент. Секретные русские и американские службы начнут охотиться за мной по разным причинам, но с одной целью – убрать. Подобная перспектива определенно ведет к одному – самоубийству.
После тяжелой паузы заговорил Шабе:
– Но ведь это же очевидно – мы не можем допустить, чтобы свободно разгуливал по свету человек, располагающий такой информацией, какая есть у вас.
– И очевидно также, что, если я исчезну, если со мной случится какое-нибудь несчастье, – сказала Мерилен, обращаясь к Контатти, – ваше досье окажется в руках английского посла.
– И очевидно, что мы сохраним вам жизнь, если вы возвратите нам пленки и снимки, все полностью, – сказал Контатти.
– Но ведь столь же несомненно, Контатти, что, как только вы получите их, моя жизнь уже ничего не будет стоить. Ни цента.
– Положение может измениться, – заметил Контатти, внимательно изучая странное выражение лица Мерилен. – Оно может измениться, если вы сумеете убедить нас, что у вас не останутся копии этих записей и фотографий.
– А как? Вы ведь ни за что не поверите мне, даже если я поклянусь вам, что и не думала делать копии.
Контатти развел руками: