Тайна Бутлегера, или Операция «Ноктюрн»
Шрифт:
– Поторопись. Опустоши все эти шкафы. Когда будешь готова – станешь блондинкой, закутанной в меха, – спустись вниз, я буду там.
Юрек вышел на улицу. Кошачьи глаза его увидели сад, ворота, дорогу, призрачный, мрачный силуэт ожидавшего Шабе. Послышался шум двигателя, и из-за поворота появился «мерседес», возле ворот он остановился. Выйдя из машины, Контатти направился к Шабе.
С короткой стрижкой и светлыми волосами, с совсем другой линией бровей и иным рисунком густо
Юрек подошел к окну в гостиной и, отодвинув занавеску, посмотрел во двор. Услышав шаги Мерилен на лестнице, он обернулся. В роскошном меховом манто она выглядела совсем по-новому.
– Оливия Уолкрот. Идеально.
– Скажи, нравлюсь я тебе в таком виде?
Юрек указал за окно:
– Они уже там, нервничают, вооружены…
Мерилен прильнула к нему:
– Меня это не тревожит. Дай мне еще раз прикоснуться к тебе, почувствовать твое тепло…
– Они беспокоятся, сомневаются во мне…
Мерилен подарила ему долгий поцелуй. Юрек улыбнулся:
– Мы с тобой – живое доказательство, что старик Фрейд был прав. Эрос и Танатос – любовь и смерть – соединяются в нас.
– Это верно. Я никогда еще не была так возбуждена. – Она говорила почти шепотом. – Юрек, мне так страшно и в то же время я так хочу тебя.
Снаружи донеслись какие-то неясные звуки.
– Слышала?
Она кивнула:
– Ох, поцелуй меня, Юрек!
Раздался звонок. Юрек погасил свет, нажатием кнопки открыл ворота и прошел к стеклянной двери на террасу, чтобы отпереть и ее.
– Пока что побудь там и не показывайся в таком виде! – велел он Мерилен. – Когда позову, подойди и постой сзади.
Он вышел на террасу и услышал, как щелкнул замок захлопнувшихся ворот.
– Идите, идите, друзья, – пригласил он. – И не забывайте, что у меня есть преимущество: я вас вижу, а вы меня нет.
Шабе, следовавший за Контатти, включил электрический фонарик. Они направлялись к террасе.
– А зачем тебе это преимущество, товарищ? – спросил Контатти.
– Чтобы навязать вам свою точку зрения.
– И что тогда?
– Мерилен возвратила мне документы и теперь уходит. Невредимая. С деньгами.
Контатти остановился.
– Ты прекрасно знаешь, что у нас нет миллиона долларов.
– Но половина есть, – возразил Юрек. – И они лежат у тебя в машине. Пойди и принеси их.
– Хорошо, – ответил Контатти, немного поколебавшись. – Если это приказ…
Он быстро вернулся к воротам, открыл их и исчез в темноте.
Шабе подошел ближе, осмотрел террасу и, увидев Юрека, направил луч фонарика вверх так, чтобы слабый желтый свет освещал их обоих.
– Давай посмотрим друг другу в глаза, – сказал он. – Ты назвал нас сейчас друзьями. Ты уверен, что
– Это мы обсудим. И скажем друг другу… правду.
– Рудинский, ты ренегат.
Юрек обернулся к открытой балконной двери и позвал:
– Иди сюда, Мерилен. Слышишь?
Мерилен вышла. Лицо ее почти до глаз было закрыто платком, к тому же она оставалась в тени за спиной Юрека. Он притянул ее к себе и указал на Шабе:
– Он был одним из моих матросов. Строптивый, непослушный, дерзкий. На борту, во время войны, мы были с ним на «ты». Это со мной-то, офицером, знатным аристократом. – Он иронически улыбнулся. – Он говорил тогда о равенстве, о мировой революции, о советской России. Говорил о Ленине, Сталине…
– О партии, граф Рудинский, – с неожиданным волнением уточнил Шабе.
– Видишь? – обратился Юрек к Мерилен. – Он возвратил мне мой титул.
– Чтобы упростить наши отношения и прояснить некоторые детали.
– Наши отношения скреплены кровью. Вспомни, старик, ведь это ты завербовал меня в разведку в Лондоне после войны. – Он снова обратился к Мерилен: – Я не знал тогда, куда податься. Канада, Аргентина… Я мог эмигрировать, попытать счастья, забыть…
– Нет, было кое-что такое, что ты не мог забыть, – перебил его Шабе.
– Это верно. Один образ не выходил у меня из головы: невысокий лысый человек с мышиной физиономией…
– Краковский торговец.
– Да, торговец… Моя семья жила в замке…
– Владела всей областью, землями, скотом, селениями, людьми… и людьми тоже, почему не говоришь об этом? – спросил Шабе.
– Однажды, возвращаясь из колледжа на рождественские каникулы домой, я встретил этого торговца у ворот парка, – продолжал Юрек. – Было холодно, ужасно холодно, и он пришел из села пешком, потому что мой отец пожелал сыграть с ним в шахматы. Кроме него, никто больше не умел играть… Я видел, как от вошел в парк, подошел к окну гостиной и постучал в стекло. Потом увидел, как мой отец открыл окно и поставил шахматную доску на подоконник… Так они и играли: отец сидел в кресле у горевшего камина, а торговец стоял на снегу, в холоде… Он был евреем, а в дом знатного поляка евреи не имели права даже ногой ступить… Вот каким был мой мир всего лишь сорок лет тому назад… – Он взглянул на Мерилен. – И тогда я ушел с Шабе.
– Красным было тогда только твое сердце, только оно, – с огорчением заметил старик. – А сознание твое запуталось в противоречии между несправедливостью и привилегиями…
– Мое сознание свободно, старик.
– Возвращайся в свой замок.
– Верните мне его.
– Там теперь школа.
– Тогда я построю его в другом месте.
– Денег не хватит, – насмешливо заметил подошедший к этому времени Контатти, показывая чемоданчик и протягивая его Юреку. Тот сразу же отдал его Мерилен.