Тайна декабриста
Шрифт:
– Милости просим!
– громогласно приветствовал его начальник отдела Турцевич.
– Вы, конечно, насчет этой странички из рукописи?
– Точно!
– подтвердил Чернобровин.
– Как? Удалось чего-нибудь добиться?
– А вы думали?
– прищурился Турцевич, огромный мужчина, обладатель густейшего баса и великолепной черной раздвоенной бороды. Это был общительный и приятный человек, если не считать пристрастия рассказывать длинные истории, в которых неизменно превозносилось могущество новейшей следственной техники. Одно время он работал в Московском уголовном
– Так покажите, товарищ Турцевич, - нетерпеливо сказал Чернобровин.
Однако уйти от Турцевича было не так просто.
– Сейчас. Представьте себе, Лизавета Сергеевна, - забасил он, обращаясь к своей сотруднице, молодой женщине с погонами лейтенанта. Везет мне на декабристов! Когда я работал в НТО МУРа, произошел такой случай: является к нам один известный ученый и просит помочь. Наш институт, говорит, готовит к изданию сборник материалов декабристов. Имеется у нас интересная рукопись, и в конце ее - стихи, но прочесть их никак не можем. В этих стихах самого царя задевали. Когда показали их Николаю I, он в бешенство пришел и приказал уничтожить крамольные строки. Ну и похоронили стихотворение под густыми черными штрихами.
Обратились историки в научно-исследовательскую лабораторию Центрального исторического архива. Там побились-побились, заявляют: "Прочтению не поддается!". Тут надоумил его кто-то к нам обратиться.
– Можете?
– спрашивает. Начальник на меня смотрит.
Стал я разглядывать рукопись - оторопь взяла: темная ночь! На совесть замазано было. Однако думаю: Турцевич, не ударь в грязь лицом, на тебя советская историческая наука смотрит. Я возьми и брякни: "Можем!".
Потом уже, когда к работе приступил, то призадумался, а как не прочту? Но отступать поздно было.
Применяю обычные физико-химические методы - ничего не выходит. А время идет... Наши эксперты ругают меня на разные голоса: не следовало, мол, авансов давать, не осрамился бы.
Академик звонит: "Готово?". Нет, говорю, не готово. Начальник с этакой, знаете, улыбочкой спрашивает: "Вы басни дедушки Крылова читали? Так там хорошо сказано: ""Делом не сведя конца, не надобно хвалиться"...
Взяло меня за живое. Решил: не выйду из лаборатории, пока не прочту. Сутки сижу, другие. Товарищам жалко меня стало: брось, говорят, не мучайся.
– Товарищ Турцевич!
– изнемогая, воззвал Чернобровин.
– Сейчас, сейчас... И вот, представьте, в это время, на мое счастье, получили мы новинку - люминоскоп. Начинаю люминесцентное исследование в синем свете, руки трясутся. Вижу, получается! Свечение текста активное, лучше желать нельзя...
– Товарищ Турцевич!
– У меня словно крылья выросли! Начинаю читать...
– Что же там было?
– с нескрываемым любопытством спросила Елизавета Сергеевна.
– А вот до сих пор наизусть помню. Да как не запомнить: десять часов потратил, чтобы этот десяток строк прочитать.
Уж как шел кузнец
Да из кузницы.
Слава!
Нес кузнец Три ножа.
Слава!
Первый нож
На
Слава!
Второй нож
На попов, на святош.
Слава!
А молитву сотворя,
Третий нож на царя
Слава!23
– Здорово, а? Приехал академик. Вы, говорит, уважаемый коллега, настоящий артист в своей научной области, я, говорит, буквально...
– Ну, всех ваших историй не переслушаешь, - с досадой сказал Чернобровин, начиная сердиться.
– Давайте материал, полковник ждет.
Последние слова произвели магическое действие. Турцевич поспешно открыл стол.
– Так бы сразу и сказали. Вот. Текст удалось восстановить только частично.
– Частично?!
– разочарованно протянул Чернобровин.
– А еще хвалитесь...
– Скажите и за это спасибо! Сделал почти невозможное, - обиженно насупился Турцевич.
– Держите!
Турцевич вручил старшему лейтенанту подлинник и фотоснимок.
... Теперь в руках Максимова и Чернобровина оказался еще один ключ к делу, хотя и не совсем полноценный.
– Итак, - сказал полковник, - 137-я страница обрывается на фразе: "Завалишин, чувствуя приближение сме...".
Он взял снимок.
– Посмотрим, что скажет нам фотография. "Чувствуя приближение смерти, он продиктовал якобы Н.А.Бестужеву свое завещание. Декабрист П.А.Муханов упоминает о нем как о "весьма любопытном и оригинальном документе". "Признаюсь, - пишет он, - я впервые встретил выражение последней воли, изложенное в столь... Если те, кому адресовано это..." Черт возьми, тут пропуск! "прочесть... чрезвычайно ценные... на Аляске, а в Сибири...". Опять пропуск! И дальше: "Есть все основания полагать, что документ этот оказался в числе бумаг декабристов, приобретенных впоследствии известным сибирским библиофилом Егу...". Ясно: Егудиным. Дальше: "Как известно, свое собрание Егудин продал за границу, но часть рукописей уцелела. Следовательно, так называемое "Завещание" должно находиться...".
На этом восстановленный текст обрывался.
– Все!
– воскликнул Максимов, в сердцах щелкая по фотографии.
– В подлиннике следует еще несколько строк, но если уж Турцевич не смог ничего здесь сделать, то все святые угодники не сделают. Чего бы я ни дал, чтобы прочесть последние строки! Это необходимо! Речь идет о документе, имеющем не только исторический интерес. Тут мы имеем дело с документом, сохранившим, может быть, и по сей день большую ценность для Родины. Ручаюсь, что именно за ним и идет охота. Наш долг - найти и изъять его, прежде чем он попадет в чужие руки.
– Но, может быть, преступник уже нашел и унес его?
– Нет. Такого документа, как помните, и по описи не значится. Да и зачем тогда похититель стал бы подниматься в комнату Ковальчук и что-то искать там? Зачем он взял лист рукописи с указанием места, где находится документ?
– Чтобы замести следы документа...
– М-да... Конечно, если он завладел все-таки завещанием, то это худшее, что может быть. Но мы не вправе опускать руки. Что с Ковальчук?
– Врачи категорически запрещают допускать к ней кого бы то ни было.