Тайна декабриста
Шрифт:
И это было далеко не все; у Грабина имелся в запасе еще один крупный козырь.
– Вы знаете, Геннадий Васильевич, что при крупных политических потрясениях (Грабив избегал прямого употребления слова "революция") в первую очередь бывают обречены на гибель культурные ценности? Но это - в худшем случае, В лучшем - вы рискуете лишиться своего собрания, не получив взамен ничего...
Знал, куда бил, ловкий провокатор! При этом доводе Егудин даже в лице изменился.
– Заверяю вас, Геннадий Васильевич, что в библиотеке конгресса ваше собрание ни в коем случае не будет разрознено, - завершил свою длинную речь Грабин.
– Оно войдет в нее как единое, неделимое
И уговорил!
Заколоченное в ящики собрание Егудина погрузили в семь товарных вагонов, и покатилось оно без малейшей задержки через всю Сибирь, Европейскую Россию и Германию на причал в Антверпене. Там книги перегрузили на пароход... Егудин оставил себе часть рукописей да несколько сот книг, которыми особенно дорожил.
– И много американцы ему заплатили?
– Какое!
– махнул рукой старик.
– Задарма продал, вовсе задарма пятьдесят тысяч долларов. Ведь самому-то ему библиотека больше полмиллиона рублей стоила.
– А не помните ли вы, - спросил Максимов, - были в оставшихся рукописях бумаги декабристов?
– Были. На них Геннадий Васильевич совсем случайно наткнулся. Стал как-то разбирать ящик с книжным хламом, что я в Чите купил, потом кличет меня: "Гляди-ка, Яков, вот так находка!".
– Скажите, не было ли среди этих бумаг завещания декабриста Завалишина?
– Как? Завалишина?
– старик, морщясь, напряженно пытался освежить что-то в памяти. Потом вздохнул: - Нет, не упомню.
– Подумайте, мы вас не торопим.
Однако воспоминания расстроили старого книжника, он горестно качал головой и все повторял:
– Извиняйте, не могу припомнить. Стар стал. Да разве все упомнишь... Может, в музее знают.
Максимов и Чернобровин, поблагодарив старика, уехали. А Успенский, погасив свет, долго ворочался на своем диване, кряхтел. Как открывшаяся старая рана, мучило его сожаление об утраченной книжной Голконде24.
***
... А в это время полковник в своем кабинете досказывал старшему лейтенанту Чернобровину то, о чем не догадывался старый букинист и что являлось истинной подоплекой этой беспрецедентной сделки.
– Есть еще кое-какие материалы о судьбе егудинской библиотеки. Вот описание егудинского собрания на английском и русском языках, составленное господином Грабиным, - полковник положил на стол монографию, полученную от Гольдман.
– Обратите внимание: место издания - Вашингтон, год 1905. Она выпущена еще до покупки библиотеки. Значит, там давно уже целились на это собрание. Зачем оно понадобилось им?
– Культурная ценность?
– высказал предположение Чернобровин.
– Как бы не так! Сама по себе такая библиотека, продаваемая за бесценок, являлась, конечно, лакомым куском. Но все-таки не в этом соль. Грабин сам проговорился об этом в своей монографии: "Библиотека г. Егудина весьма богата книгами по Сибири - путешествиями, сочинениями по истории, археологии и геологии Сибири". Среди рукописей имелись уникальные описания Сибири и омывающих ее морей, там содержались указания на местонахождение природных сокровищ, дислокационные документы. Вот что интересовало американскую разведку.
Налицо диверсия, проведенная открыто и безнаказанно. Не было никакой романтики - ни масок, ни потайных ходов, ни револьверов, ни отмычек. Из-за невежества царя и тупости его чиновников, буквально на глазах, среди бела дня "увели" за границу
– Как в воду глядели!
– Еще бы! Да, теперь стало куда "более ясно". Грабин сдержал свое слово. Егудинское собрание, попав в одно из крупнейших книгохранилищ мира, где насчитывается 35 миллионов различных печатных изданий, не растворилось в этом океане книг. Вся литература и рукописи, касающиеся Сибири, были тщательно отсортированы, а затем поступили в распоряжение известного рода "специалистов" и "экспертов", чтобы служить самым темным и низким замыслам против нашей Родины. Именно в этом тяжкая сторона совершенного преступления. Вольно или невольно Егудин стал пособником тех, кто точит зубы на богатства сибирской земли. Да что с Егудина спросить, когда само царское правительство за гроши разбазаривало русские территории. Вспомните хотя бы историю с продажей Аляски25.
– Все понятно, Ефим Антонович. Теперь и дело получает новое освещение.
– Безусловно. И Сухорослов становится на свое место. Казалось бы, зачем ему завещание? Он только пешка, действующая по чужой указке. По своим моральным данным Сухорослов - находка для врага. А кому нужно завещание догадаться нетрудно, ведь в нем содержатся какие-то ценные данные о Сибири и бывших русских владениях на Аляске.
– Что же они хватились искать завещание только теперь, через полсотни лет?
– На это может быть один ответ: только недавно в егудинских материалах там, за рубежом, были обнаружены сведения о существовании такого завещания и его содержании. Данные, надо полагать, не утратили значения до сих пор. Игра стоит свеч, средствами решили не стесняться. Дело, как видите, далеко перерастает рамки простой уголовщины и принимает политический характер. Но тут уже не наше поле деятельности и надобно информировать органы безопасности. Я сегодня доложу генералу. Но вы ни в коем случае не демобилизуйтесь, продолжайте свое, время терять нельзя. Съездите еще раз в музей, разузнайте возможно подробнее о завещании.
7. Первое свидание
В музее никто ничего не знал о завещании; такой документ ни по каким инвентарным книгам не значился. Однако к помощи историков прибегать не пришлось. Чернобровину позвонили из клиники и сообщили, что Ковальчук окончательно пришла в себя и к ней может быть допущен следователь, но только на очень короткое время. Захватив снимок последнего листа рукописи, Чернобровин помчался в больницу.
Зинаида Васильевна лежала в отдельной маленькой палате. Теперь, когда лицо Ковальчук не было залито кровью, она была очень привлекательна, даже в рамке бинтов. На нежные щеки уже возвращался румянец, особенно хороши были глаза - большие, серые, с длинными ресницами.
"Хороша, как божий день!" - подумал Чернобровин.
Ковальчук, заметив под халатом форменный китель, спросила тихо:
– Вы из органов?
Голос был грудной, мягкий.
– Да, - сказал старший лейтенант, садясь к изголовью.
– Вас, вероятно, прежде всего, интересует, кто был ночным посетителем музея?
– Мы уже знаем это, - ответил старший лейтенант.
Она удивленно подняла брови:
– Он задержан?
– Пока нет. А что вы могли бы оказать о нем? Ковальчук на миг задумалась.