Тайна деторождения: практика и теория
Шрифт:
Что же касается вечера сегодняшнего, то, он пока был в полном разгаре. Точнее, «разгорался». И, по всей видимости… скандалом…
— Ах, как же воздух кристально свеж и синий вечер морозно прозрачен, — нет, начиналось все очень даже спокойно и благостно. И тетка моя, стоящая у открытой в сумерки форточки, уютно запахнулась в палантин — вот-вот стихи начнет декламировать на почве умиленья, как, вдруг… — А какая нынче дата? А то я из серых будней своих…
— Девятое нынче января, — откликнулось лежащее на животе у камина дитё и возложило на ковер свой очередной голыш. —
Она с этого текста каждый свой «отпускной» день начинала (лишь меняя убывающее число), а тут решила им же закончить. Мученица на алтаре правописания.
— У нас во втором семестре вводится новый предмет — танцы, — поддал ей «горя» Ник и внес дополнение прямо мне в ухо. — Нужна форма специальная, в гимназии сказали.
— Ага, — устраиваясь удобнее в мужских руках, зевнула я. — Еще же «шесть дней до конца каникул», — хотя произносить это надо не так, а с трагичным надрывом… А лучше вообще помолчать. И послушать, как трещат в огне смолянистые кедровые дрова. И запах их вдыхать исключительно молча, разбавленный ароматом любимого тела, что сейчас совсем рядом. Близко-близко. Так, что голову кружит, и ноздри сами собой раздуваются… Бесова «морская романтика». Прямо, зараза какая-то. Вот мама к ней совершенно нейтральна. Оттого и дремлет теперь в кресле в углу. Хотя Нинон еще раньше наверх свалила — ей завтра самой первой вставать. Жарить свои любимые оладушки. Но, они все равно будут пахнуть не так… как мой любый. — Ни-ик?
— Угу? — шеркнул он небритой скулой мне по щеке.
— А пошли…
— Девя-тое января… Значит, именно сегодня в Джингаре отмечают Тсанс Он! [8]
— А что это такое, тетя Гортензия? — мотнула ногами Варвара.
— Танцы с бубном. И вообще, не пора ли нам всем… — решила срочно встрять я.
— Танцы там будут завтра, — недоуменно прервала меня тетка. — Ты что, Агаточка? А еще самая большая в году торговля. Ох, как я давно мечтала попасть на этот их «базар кабир». Там обязательно будет знаменитая осмерская мебель. Она по имени мастера именуется, хоть тот и умер сто сорок лет назад.
8
В переводе с арабского — «Чистый День». Самый главный духовный праздник в Джингаре во время которого праведникам и грешникам воздается справедливо и многократно. Так что и те и другие готовятся к этому дню основательно. В честь него строго запрещается исполнение супружеских обязанностей, курение кальяна и торговля. Зато с 10-го января по всему Джингару разворачивается недельный «базар кабир», «большой базар». О-очень «кабир».
— И такое чувство, будто настрогал своих расписных комодов еще лет на сто сорок, — хмыкнул, обхватив меня, Ник. — По-моему, меня куда то звали? Пошли.
— Это почему же, Николас?
— Да, потому, госпожа Гортензия, что их на каждом «базар кабире» строят длинными этажами. И все под старым авторским клеймом.
— Ой, да пусть хоть и так? Стиль то его неподражаемый сохранился,
Не успела…
— Что? — развернулась от самой двери.
— Я завтра — с тобой!
— Это куда? — тормознул, идущий впереди Ник. — Агата?
— Как это, «куда», Николас? В Джингар, в Тахвалу. Она туда завтра с утра… А ты что…
А вот раньше надо было рот закрывать, тетя Гортензия. Чтоб слова из него ненужные не выпадали.
— А-гата?
— Ага… Да подумаешь? Меня Глеб с очередным своим личным поручением. И только письмо на твое прежнее место службы…
— В наше посольство?
— И всё… Да что ты так смотришь то на меня?
— А почему мне не сказала?
— Потому что, вечер еще не закончился.
— Угу? — угрюмо уточнил Ник. — Значит, «не закончился»?
— А что здесь такого то, в самом деле? Или, я чего-то не знаю?
— Про что ты не знаешь?
— Про Джингар?
— Доча… ох, я, кажется… Кричите то чего?
— Катаржина, Варенька, нам лучше… пора. Давайте-давайте, — просквозили мимо три разномерные фигуры. Последняя, прямо напротив, зевнула:
— А я тоже ей… говорила. Спокойной ночи.
— О-о, мама, — скрестила я руки на груди. — Так что там с Джингаром?
— Хобье место там, — выдавил свой «аргумент» Ник.
— Да неужели? Страшнее Бередни?
— Хобы разные, но суть не меняется.
— Ага. Значит, весь вопрос только в этом?
— Вот именно.
— И ни в чем другом?
— Тебе статистику огласить? Сколько в Джингаре ежегодно женщин пропадает? Причем…
— … боевых магов? — сузила я глаза. — Ну, если так рассуждать, то мне вообще дальше собственной прихожей соваться не стоит. Если так рассуждать.
— Агата, не утрируй. Данный вариант для нас с тобой…
— … недосягаемая идиллия?
— Что? — наморщил лоб Ник.
— Закрыть меня дома наедине с поварешками и тряпками.
— Агата, куда тебя несет? Хотя ты знаешь… — и взглянул мне прямо в глаза. — Раз уж пошла такая тема… Скажи: ты именно этого боишься?
— Поварешек?
— Поварешек, хозяйственных забот, размеренной стабильной жизни и…
— И чего?
— И меня в роли своего мужа.
— Да откуда ты подобное взял?
— Вычислил, — мрачно хмыкнул Ник. — выражаясь твоим языком. Агата, сколько наша «помолвка» будет еще продолжаться?
— Да у нас ее и не было. О чем ты?
— Вот именно. У нас даже ее не планировалось.
— А тебе с нами плохо живется? Без кольца на моем пальце?
— Дело не в кольце, любимая. Дело далеко не в кольце. Ты до сих пор мне не доверяешь. Весь вопрос в этом. Ведь так? Будь честной сейчас. Мне нужно знать.
— Я тебе… доверяю, — выкатила я глаза.
— Угу. Но, не до такой степени, чтобы связать со мной всю свою жизнь?
— Вот ты скобан.
— Даже так? — оскалился он. — А, действительно, «скобан». Потому что думал: у нас с тобой есть будущее. Общее будущее. И причем здесь это хобье кольцо, которое болтается в моих карманах три месяца? Оно, лишь знак того, что ты готова. А ты…