Тайна дразнит разум
Шрифт:
Завернув гармонь в клеенку, Воркун быстро надел серый картуз с лакированным ремешком и коротким свистом вызвал своего четвероногого друга:
— Ну, Паля, поднажмем!..
Куда девались воркуновская медлительность и хмурый взгляд! Первая настоящая любовь в тридцать пять лет чего только не таит. Заломив по-мальчишески козырек, Иван размашисто шагал через лужи. Его с трудом узнавали встречные знакомые. Даже Пальма нет-нет да и нюхнет хозяина.
Вдруг Иван насторожился. Острый слух бывшего разведчика уловил два приглушенных расстоянием
— Не спорьте! — надрывался мужской голос. — Два раза бабахнуло!
Воркун окинул взглядом собравшихся. Над хором зевак возвышался своей приметной широченной бородой староста церкви Солеваров. Острые глазки фанатика поймали начальника угрозыска и расширились: «Вот чудо, уже тут!»
Но Иван прочитал в глазах старосты и нечто другое: старик явно был чему-то рад. Неужели у Роговых беда?
— Кто стрелял?
Солеваров вскинул волосатую руку на синий домик с чердачным балконом:
— Вроде как… уполномоченный…
Воркун ринулся к воротам. Пальма передними лапами толкнула калитку. На дворе, возле бочки, переполненной дождевой водой, зашипел черный кот. Ищейка, не замечая взъерошенного противника, метнулась к распахнутой двери флигеля.
Во флигеле жила Тамара Ланская. Там не пахло порохом. Пальма круто развернулась и, минуя сарай, кинулась к низкому крыльцу роговского домика.
Иван устремился за овчаркой. Прихожая и столовая встретили начальника угрозыска подозрительной тишиной. На круглом столе, белевшем скатертью и аккуратно расставленными тарелками, колючим шаром темнел кактус.
Где же братья и Тамара? Мокрые следы собачьих лап на чистых половицах вели на деревянную лестницу. Леонид занимал комнату на чердаке.
Воркун одним духом взлетел на верхнюю площадку и замер.
В нос ударило едким пороховым дымом.
На полу, возле высокой вешалки, сидела Тамара, склонив голову. Ее пламенеющие волосы закрыли глаза, посиневшие губы судорожно вздрагивали…
— Что тут?!
Тамара безысходно кивнула на дверной проем Леонидовой комнаты.
Иван шагнул к распахнутой двери.
Глаза ослепил белый косой потолок мансарды.
Балконная занавеска надулась пузырем.
Воркун решительно переступил порог…
И оцепенел…
Леонид обмяк на стуле, упав грудью и головой на письменный стол. Пальцы правой руки судорожно сжали рукоятку вороненого браунинга. Левая безжизненно свисала…
— Леня!..
Воркун наклонился над еще не остывшим телом. Леонид не нуждался в помощи. Хотя на лице, на руках, на
Не трогая предметов, Иван осмотрелся. На полу, возле стола, поблескивали две пустые гильзы. Рядом с диваном, высунув язык, сидела Пальма и поглядывала на фанерный лист, лежащий на ковре.
Воркун подошел к фанере и вздрогнул: «Икона!»
Божья матерь с младенцем, а взгляд суровый, угрожающий. Чекист стрелял в богоматерь. Одна пуля угодила ей в грудь, другая — в плечо.
Иван присел на корточки. Свежий запах масляной краски защекотал нос. Образ богоматери был воспроизведен уверенными мазками.
— Тамара Александровна! — подозвал он свидетельницу. — Кто принес сюда икону?
— Какую икону? — слабым голосом спросила она и вступила в полосу света.
Иван изумился: у нее расстегнут халат, ночная сорочка порвана, а на груди… синяк. Что все это значит?
Пахнуло изысканными духами. В мировую войну раненому разведчику Воркуну вручила кисет великая княгиня с капельным крестиком на белой косынке. Сестра милосердия была надушена такими же духами, как и соседка Роговых. Он указал на икону. Тамара исступленно вскрикнула:
— Старорусская! Чудотворная! — Она упала на колени, скрестила руки, страстно зашептала: — Божья матерь, прости меня, грешницу…
Боковым зрением женщина заметила воркуновский пытающий взгляд и дрожащими руками застегнула халат, отороченный лисьим мехом.
Да, не о такой встрече мечтал Воркун. Он погладил Пальму и пальцем ткнул в икону:
— Взять след!
Овчарка обнюхала улику и, виновато поджав хвост, снова уселась: «Хоть убей, а чужим не пахнет». Обычно она мигом схватывала нужный душок и устремлялась по следу — только поспевай. А тут…
Озадаченный Воркун подошел к телефонному аппарату, позвонил дежурному и, опустив трубку, вдруг вспомнил, как сегодня утром Леонид недосказал историю с подкинутой иконой. Возможно, он сам принес икону со службы домой?
«Нет, чекист не пойдет с иконой по городу», — рассудил Иван и взглянул на влажные туфли певицы:
— Тамара Александровна, вы прибежали сюда на выстрелы?
— Да… я думала… Леонид убил Карпа…
— Братья поссорились?
— Очень!
— Из-за чего?
— Н-не знаю, — смутилась она, отводя взгляд вниз.
— Значит, Карп был здесь, когда вы прибежали?
— Нет, здесь никого не было, — твердо заявила она и заплаканными глазами показала на покойного. — Только он…
— Вы подошли к нему?
— Нет. Не смогла. Подкосились ноги. Лишь взглянула и все поняла. Я ведь медик. Я ждала этого…
— Ждала?!
— Да. Вчера у него был сердечный приступ. А он поехал верхом. И Карп…
— Что Карп?
— Довел его до бешенства. Он доконал брата…
Иван хмуро глянул на фанерный лист. Пожалуй, доконала икона. Леонид ненавидел иконы. Выходит, злоумышленник знал эту особенность характера чекиста. Неужели это подстроил Карп?