Тайна двух лагерей
Шрифт:
– Что? Шарить в этом деле? Я не ослышался? – рассмеялся Гуров.
– Ну да, – ответила Людмила Павловна. По ее голосу можно было догадаться, что она тоже улыбается. – Именно шарить.
– В наше время достаточно открыть интернет.
– Да. Но все не так просто, как нам кажется. Лев Иванович…
– Слушаю, Людмила Павловна.
– Не поймите меня неправильно, – быстро проговорила Людмила Павловна. – Ищите группу людей или человека, который имеет отношение к таким наукам, как химия и биология. Возможно, он имеет медицинское образование, например фармацевт. А еще он должен располагать возможностью финансировать исследования. Это очень большие
– Вы очень помогли, Людмила Павловна.
– Вы нашли ту красную комнату?
– Да, нашли, – ответил Гуров. – Она действительно существует.
– Какой ужас. Ну что ж… До свидания.
– До свидания.
Гуров посмотрел на погасший экран телефона. В нем отражались очертания ночника, единственного источника света в комнате. Ночник имел округлую форму и напоминал каплю воды, не успевшую вытянуться в полете. Маша привезла его из Германии, а потом они никак не могли найти ему место в квартире.
– Ну я же видела его в интерьере! – чуть не плакала Маша. – Все, Гуров. Если не пристроим у нас, то отдам кому-нибудь. Сил моих больше нет.
А Гуров взял и повесил ночник там, где стена была пустой. Оказалось, что это самое удачное место для такой странной штуковины.
Сейчас он смотрел на ночник, светивший ровным серо-голубым светом, и вдруг все понял. Эмма Генриховна сказала, что последнее фото с мужем было сделано в горах, где он погиб, в сентябре. Сейчас тоже сентябрь, а похищения людей случились именно в этом месяце. Муж Эммы увлекался фотосъемкой, а каждая жертва оказывалась под огромной фотовспышкой в красной комнате. Муж Эммы был химиком, и довольно талантливым, а таким всегда платили достаточно.
Но память о нем будет жить, пока живу я. Каждый год я отмечаю годовщину его смерти особым способом, в горах. Просто приезжаю туда как турист и брожу по горным тропам, собираю лекарственные травы и рисую что-нибудь на память.
Гуров встряхнулся, поставил на зарядку телефон и лег. Кажется, он догадался, кому нужны были фотографии бесчувственных людей под грудой засушенных цветов.
Глава 9
Заместитель директора научно-исследовательского института, где когда-то недолго проработал талантливый химик Николай Иосифович Эгерт, уточнил во время телефонного разговора со Стасом Крячко, что сможет уделить ему время только ранним утром.
– Часов в восемь утра сможете? – поинтересовался замдиректора.
– Буду, – пообещал Крячко.
На следующий день ровно в восемь утра Стас был на месте. Бросив машину в соседнем со зданием НИИ дворе, он подошел к главному входу и на всякий случай сверился с табличкой, закрепленной на фасаде возле двери. Все верно, ничего не напутал, а то всякое бывало.
Охранник указал дорогу. Замдиректора НИИ занимал кабинет на третьем этаже. Крячко решил подниматься по лестнице, а не на лифте, и это не являлось сиюминутной причудой. По долгу службы ему приходилось обойти много адресов, и с некоторых пор он неожиданно для себя стал замечать, как быстро старые постройки сменяют новые архитектурные комплексы. Казалось бы, ну что в этом такого? Москва активно застраивается уже не первое десятилетие, внешний облик города значительно преобразился, а какие-то районы и вовсе не узнать. Но было в этом что-то грустное. Будто бы детство ушло – и дело не в том, что оно попрощалось десятилетия назад. Этот научно-исследовательский
Кабинет заместителя директора оказался небольшим, но уютным. Замдиректора ответил на стук в дверь и радушно пригласил Стаса заходить и располагаться там, где ему будет удобно. Выбор был невелик – в кабинете присутствовал всего один стул, там-то Стас и приземлился.
– Виталий Егорович Головин? – на всякий случай осведомился Стас.
– Он самый, – прогудел Головин. – А кого вы ожидали увидеть?
– Лучше знать наверняка.
Головин походил на Деда Мороза в штатском. Смеющиеся глазки, абсолютно седые волосы и красное лицо. Размер одежды, которую он носил, превышал те, о которых слышал Стас Крячко, но дело было не в лишнем весе Головина, а скорее в его богатырском телосложении.
– Вы толком ничего и не объяснили, – начал он. – Позвольте ваши документы?
– Конечно. Я бы показал вашему секретарю, но в приемной никого нет.
– Рабочий день Нины начинается в девять утра, – напомнил Головин. – Впрочем, как и у остальных сотрудников. А у начальства он, как правило, ненормированный.
– Понимаю, – с уважением протянул Стас.
– У вас та же история? – улыбнулся Головин.
– Как видите, – развел руками Стас.
Головин вернул ему удостоверение и посмотрел на часы.
– Начнем, Станислав Васильевич.
– Вопрос у меня, прямо скажем, неожиданный, – начал Стас. – Вы, случайно, не помните такого сотрудника, как Николай Иосифович Эгерт?
– Коля? – очень удивился Головин. – Да, мы дружили.
– В самом деле? – Теперь пришла очередь Стаса удивляться.
– Да-да, мы вместе окончили университет, а потом пришли на работу в этот самый научно-исследовательский институт. Но… Коли нет в живых. Давно. Очень давно.
– Я знаю, – ответил Стас. – Об этом мне рассказала его вдова – Эмма Генриховна.
– Она еще жива?
В этот раз Головин удивился не очень сильно и, как показалось Стасу, был не слишком рад услышать ее имя.
– Эмма Генриховна скончалась несколько дней назад, – ответил Стас. – Сердце.
– Ну что ж… Значит, оно у нее все-таки было.
Головин посмотрел в окно.
– Значит, и Эммы теперь нет, – пробормотал он. – Что ж…
– Виталий Егорович, я к вам по другому делу, – напомнил Стас.
– Я понимаю. Глупо было бы думать, что вы пришли для того, чтобы сообщить о ее смерти. Но в некотором роде я вам благодарен.
– За что же?
– Я иногда вспоминаю молодые годы, – не отводя взгляда от окна, проговорил Головин. – Мы ведь везде ходили втроем. Коля, Эмма и я. Она была студенткой, хорошо рисовала. Планировала посвятить свою жизнь искусству. Ну а мы с Колей с головой ушли в науку. Он, правда, всегда меня опережал. Я не завидовал, потому что меня все устраивало и нам было нечего делить. Работали мы вместе, в одном отделе, а потом Коля увлекся исследованиями, а я как-то незаметно перебрался на руководящую должность. Стал его начальником, понимаете ли. Но это никак не повлияло на нашу дружбу. Мы по-прежнему уважали друг друга.