Тайна Моря
Шрифт:
Рано поутру я направился на мыс Уиннифолд, прихватив с собой карманный компас для поиска точного места, где запечатали вход в пещеру. Я, конечно, знал, что даже гранитные скалы не выстоят невредимыми три века под натиском бурного моря, триста лет при разрушительной погоде, тысячи ночей сильного мороза и дней палящего солнца, что минули с тех пор, как пещеру потряс жестокий взрыв. И все же, признаюсь, я оказался не готов к тому, насколько стерлись все следы ее местонахождения. Раз за разом море впивалось в сушу; и теперь обрушение скал, ползучая зелень и кочующий песок изменили побережье до неузнаваемости.
Однако я сделал что мог, пытаясь найти место по описанию дона Эскобана, и прогулялся по верхушке утеса, начиная от самого края мыса Уитсеннан, покуда не вышел на место, где торчит южная внешняя скала Скейрс.
А затем, к своему удивлению, обнаружил,
Вернувшись в гостиницу, я обнаружил, что меня ждет письмо от Марджори, пришедшее с последней почтой. Я забрал его в номер и заперся перед тем, как вскрыть. На нем не стояло ни даты, ни адреса, а содержание было характерным для Марджори:
Дорогой сэр!
Миссис Джек просила написать за нее, что мы покинем Бремор во вторник. Мы остановимся в гостинице «Файф Армс», и она будет счастлива, если вы позавтракаете с нами в девять часов утра в номере 16. Все это, разумеется, на тот случай, если вы пожелаете приехать в Абердин. Так рано мы завтракаем, поскольку путь предстоит долгий — шестьдесят миль — и миссис Джек считает, что мне нужно остановиться и передохнуть хотя бы дважды. Полагаю, дорогу вы знаете, и миссис Джек будет рада, если вы любезно выберете нам места остановок. Миссис Джек покинет Бремор около трех часов и поедет в Баллатер на поезд к половине шестого. Она просила передать, что надеется, вы простите ее за хлопоты, и напомнить, что если вы не приедете или вам что-то помешает, то она все поймет по телеграмме с одним словом «сожалею». К слову, вы ее премного обяжете, если любезно согласитесь не упоминать ее имени или фамилии перед незнакомцами или работниками гостиницы, в Бреморе или в пути — или в течение дня.
P. S. — Что с шифром: вы сократили комбинации, придумали что-нибудь еще?
P. P. S. — Что-то мне подсказывает, что вашему приезду ничто не помешает, разве только возникнет нечто действительно серьезное. Миссис Джек очень ждет моей велосипедной поездки.
P. P. P. S. — Вы больше не видели Вторым Зрением какие-нибудь корабли? Или новые белые цветы — для Мертвых?
Еще долго сидел я с письмом в руке, перечитывая и перечитывая его без конца. С каждым разом его цель прояснялась все более. Возможно, во мне лишь поднимала голову давняя привычка искать во всем тайные послания. Я думал и думал; и моя привычка докапываться до сути помогала даже в разгар полетов фантазии. «Может ли быть, — думал я, — что у Второго Зрения есть более слабые формы: грезы, вызванные какой-либо истиной. В нашем мире есть проявления жизни как в высших, так и в низших формах; но всему присущ некий принцип, разделяющий мертвых и живых. Тайным голосам разума не всегда нужно греметь громом; внутренний Живописец Снов не всегда нуждается в широком полотне, чтобы показать свое мастерство».
Утром вторника в девять — минута в минуту — я, войдя в «Файф Армс» в Бреморе, застал Марджори одну. Она подошла с ослепительной искренней улыбкой и пожала мне руку.
— Очень рада тебя видеть, — вот и все ее приветствие. Затем она добавила: — Миссис Джек будет с минуты на минуту. До того нам нужно условиться, что отсюда до Абердина, на протяжении
— Да! — сказал я и добавил: — Временно!
Она продемонстрировала в улыбке жемчужные зубки и ответила:
— Хорошо. Временно! Да будет так!
Затем вошла миссис Джек и тепло меня приветствовала, после чего мы уселись за завтрак. Покончив с ним, Марджори набрала немалый сверток сэндвичей и перевязала в дорогу. Его она вручила мне со словами:
— Будьте добры, повезите вы. Лучше устроить обед на открытом воздухе, нежели в гостинице, — вы так не считаете?
Незачем говорить, что я всецело согласился. Оба наших велосипеда уже поджидали у двери, и мы, не теряя времени, отправились в дорогу. Более того, моей спутнице так не терпелось выехать, словно она не желала никому попадаться на глаза.
День стоял великолепный. Ярко светило солнце; на бирюзовом небе тут и там были разбросаны пушистые облака. В спину подталкивал восточный ветерок, словно мы шли под парусом. Было прохладно, дорога ложилась под колеса гладко, как асфальт, но с пружинистостью утрамбованного гравия. Мы попросту летели, почти не прикладывая усилий. Я видел восторг на лице спутницы так же ясно, как чувствовал его в себе. Все было сплошь наслаждением — наверху, внизу, вокруг нас; и сомневаюсь, что где-то под солнцем нашлись бы еще два таких радостных сердца, как у нас с Марджори.
Пока мы летели, по обе стороны бесконечными панорамами простирались живописные пейзажи. Высокие горы в полянках вереска, лежащего в это время года заплатами тут и там; высящиеся над нами деревья, чьи ветви со скрипом покачивались на ветру, рассыпая у нас на пути калейдоскопические узоры света и теней; бурая речка, подпитываясь несметными ручьями, бежала по руслу из камней, местами поднимавших темные головы из пены на коричнево-белой воде; зеленые поля, уходившие от реки или круто выбиравшиеся у нас из-под ног к высоко расположенным соснам или черным горам за ними; бесконечные лесные проходы, где сквозь мрачную тень бурых стволов, что росли из бурой массы устилающих землю опавших иголок, и сквозь листья падало солнце с такой невыносимой яркостью! И снова на опушку, где солнце сидело в небе как влитое и даже сама мысль о тени казалась невероятной. С крутых холмов, когда земля словно сама скользила назад под летящими колесами, и на небольшие пригорки, преодолевавшиеся без труда благодаря ветру в спину и высокой скорости.
Уже скоро горы перед нами, вначале казавшиеся непрерывной шеренгой хмурых великанов, преграждавших дорогу, словно расступились. Мы сворачивали то налево, то направо, поворот за поворотом открывая пред собой новые виды, пока наконец не попали в низину между холмами у Баллатера. Здесь, ввиду возможной опасности, мы осторожно поползли по крутому склону вниз, к городу. Миссис Джек предлагала сделать первую остановку в Баллатере. Но когда у подножия холма мы вновь набрали скорость, Марджори сказала:
— О, не будем останавливаться в городе. Я не вынесу его после такой замечательной поездки через горы.
— Согласен! — откликнулся я. — Поднажмем! Эти двадцать миль пролетели как один миг. За Камбус-о-Мэем на северной стороне есть озеро: можно проехать вокруг него и снова вернуться на дорогу в Диннете. Если хочешь, пообедаем там на красивой опушке леса.
— Очаровательно! — ответила она, и счастливая девичья свежесть ее голоса прозвенела, словно подходившая к сцене музыка. Миновав Баллатер и забравшись на холм по дороге к железнодорожному мосту, мы задержались и оглянулись, и в беспримесной радости она взяла меня за руку и придвинулась ближе. Ничего удивительного, что она была так тронута, ведь во всем мире не много мест могли бы потягаться красотой с этим. Справа над нами и на противоположной стороне долины высились горы насыщенно-коричневого цвета, покрытые розовыми полянками и зелеными линиями, а прямо перед нами, в центре этого амфитеатра, два круглых холма, растущих из тонкой дымки, служили входом в долину, что поднималась выше. Дорога в Бремор предстала нам натуральной дорогой тайн под стражей зачарованных врат. Со вздохом мы повернулись спиной к этой красоте и, проехав реку, помчали мимо Камбус-о-Мэя между сосновыми лесами, обнаруживая новые прелестные виды. На востоке находились бок могучего холма и болото, окруженные со всех сторон великими горами, уходившими в туманную бледно-голубую даль. Далеко внизу под нашими ногами лежали два широких озера сапфирового оттенка, тут и там окаймленные лесами и усеянные островками, где деревья гнулись к кромке воды. Какое-то время Марджори не могла отвести взгляд, дыша полной грудью и стоя с сияющим лицом.