Тайна Моря
Шрифт:
— С кем? — вырвалось у меня; и поздно было прикусывать язык. Адамс замолчал, и молчал так долго, что я уже не находил себе места. Он посерьезнел, а потом по его лицу расплылось нечто среднее между хитростью и превосходством — его официальная маска. Затем он заговорил, но в его словах уже не звучала прежняя беспечность, а только явная осторожность и некая дистанция.
— Послушай-ка, Арчи Хантер! Неужели ты сам не знаешь, с кем был? Ну ладно! Я, конечно, понимаю, что ты близко с ней знаком… — Он увидел, что я готов возразить. — Об этом говорит уже сам факт, что ты с ней и знаешь то имя, которым она пользуется редко; и можешь мне поверить, уж ей-то моя помощь в секретности не требуется. Но
На целую минуту между нами повисла тишина. Каткарт по-прежнему не произнес ни слова, а Адамс выглядел задумчивым. Я же барахтался в море множества вопросов; куда бы я ни глянул, всюду встречал новую трудность. Не годилось оставлять у приятелей впечатление, будто в моей дружбе с Марджори есть что-то необычное: я слишком радел о ее добром имени, чтобы это допустить. Но и рассказать, как мы стали такими добрыми друзьями, я не мог. Маленьких секретов набиралось уже многовато; этим вечером она и миссис Джек таинственным образом исчезли, оставив меня в дурацком положении гостя без хозяев. Объяснить все это было непросто; обойти — невозможно.
И в разгар этого панического вихря мыслей Адамс снова заговорил:
— Думаю, пока мне лучше замолчать. В конце концов, если мисс Дрейк хочет хранить — или создавать — секрет, не мне выдавать его или ее. Она знает, что делает. Уж прости меня, старина, но раз это пожелание дамы, пожалуй, лучше всего я могу ей услужить, придержав язык.
— Любое пожелание этой дамы, — сказал я и почувствовал, как вдруг высокопарно заговорил, — встретит от меня лишь самую преданную поддержку.
Воцарилась неловкая пауза, от которой нас спас Каткарт:
— Поднимайся ко мне, Арчи, я хочу кое-что тебе рассказать. Ты же к нам присоединишься, Сэм, будешь другом?
— Хорошо, Билли, — сказал Адамс. — Буду через несколько минут. Хочу распорядиться насчет лошади на завтрашний день.
В номере Каткарт закрыл за нами дверь и сказал мне с самой искренней благожелательностью:
— Мне не хотелось говорить внизу, старина, но я видел, что тебе пришлось непросто. Конечно, я понимаю, что у вас с ней все в порядке, но разве ты не имеешь права знать кое-что о даме? На любого другого, кроме нас с Сэмом, ты мог бы произвести превратное впечатление. Согласись, ты лучше убережешь ее честь, зная, как избежать всего, что ее очернит!
Все это звучало вполне здраво. Миг я выбирал между правдой о Марджори и ее возможным пожеланием сохранить свое имя в тайне. Впрочем, оглядываясь назад, я видел ее желание скорее в положительном свете, нежели в дурном. Первоначальную ошибку совершил я сам — она просто не стала меня поправлять. Все равно это, скорее всего, была мимолетная прихоть умной и энергичной девушки; принимать это всерьез или раздувать из мухи слона могло быть во вред. Сочти я это чем-то важным, даже эти люди могли бы заподозрить намеренный обман с ее стороны.
Так, уверившись в мудрости предложения Каткарта, я ответил:
— Ты совершенно прав! И я буду премного обязан, если ты… если ты меня просветишь.
Он поклонился, улыбнулся и искренне продолжил:
— Ты зовешь ее мисс Анитой и в этом не ошибаешься. Ее и правда зовут Анита, но это только второе ее имя. Миру она известна как мисс Марджори Дрейк из Чикаго.
«Известна миру»? Это лишь фигура речи — или факт? Я спросил прямо:
— Чем она известна миру? Ты имеешь в виду, что имя известно в ее кругу? Неужели… неужели есть причина, почему ее должен знать весь мир?
Он улыбнулся и по-братски положил руку мне на плечо:
— Да, дружище. Причина есть, и уважительная. Вижу, ты все еще блуждаешь в потемках, поэтому лучше расскажу тебе все, что знаю. Марджори Анита Дрейк —
Он помолчал, и тогда заговорил я, чтобы заполнить тишину:
— Но одного наследства мало, чтобы девушку знал весь мир.
— Вполне достаточно. Большинству иного и не надо. Но в ее случае дело в другом. Она — девушка, которая подарила американскому правительству линкор!
— Подарила линкор! Ничего не понимаю.
— Вот как все было. В то время ходили слухи об испанских зверствах в reconcentrados [31] ; в Соединенных Штатах росло общественное возмущение, и девушка загорелась желанием освободить Кубу. Для этого она купила корабль, который Крамп построил на своей верфи для Японии. Вооружила его пушкой Круппа, закупленной через друзей в Италии, и прочесала Восточное побережье, набирая команду из матросов и рыбаков. А затем передала все на блюдечке правительству, чтобы подстегнуть его к решительным действиям [32] . Судно укомплектовали офицерами из Морской академии в Аннаполисе, и, я слышал, во всей команде не найдется ни одного человека, от юнги до капитана, кто не отдал бы за нее жизнь по первому слову.
31
Концентрационный лагерь (исп.). Лагеря создавались испанцами на Кубе во время Войны за независимость (1895–1898). В ходе этой войны погибло больше 300 тысяч местных мирных жителей — больше 10 процентов населения.
32
На тот момент добровольное участие американцев в войне сыграло большую роль. Один только испанский гарнизон на Кубе превышал размерами все военные силы США, но среди прочего благодаря пропагандистcкой кампании в армию США пришло множество добровольцев.
— Браво! — не сдержался я. — Такой девушкой должна гордиться вся страна!
— Все так! — воодушевленно подхватил Каткарт. — Теперь ты понимаешь, почему тебя поздравлял Адамс — и почему так удивился, когда понял, что ты не знаешь, кто она.
Я ненадолго задумался, и покров тайны рассеялся, и стало ясно, с какой целью Марджори скрывала свое имя. Так вот почему она не стала исправлять мою ошибку: она не планировала заранее сохранять инкогнито; случай решил за нее, а она просто им воспользовалась. Несомненно, устав от дифирамбов, публичности и известности во всех их выражениях, она с радостью на какое-то время спряталась. Удача свела ее с человеком, не подозревавшим даже о ее существовании, и теперь ей в удовольствие играть с ним в кошки-мышки!
Можно сказать, это была осовремененная версия переодетой принцессы, а я был тем несведущим молодым человеком, с кем она играла.
Тут меня охватили ужасные сомнения. И другие принцессы тоже играли в кошки-мышки, а наигравшись, бесследно исчезали — оставляя за собой отчаяние и разбитое сердце. Возможно ли, что и она из их числа; что и она все это время только играет со мной; что, при всей своей любезности, неспроста старается скрыть свое местонахождение? А я-то предлагал ей руку и сердце, и притом даже не знал, где и когда свижусь с ней снова — и свижусь ли вообще. Мне в это не верилось. Я же смотрел в ее глаза и видел правду. Она не ветреница, забавляющаяся с чужими сердцами. Я был готов поставить на это свою жизнь!