Тайна музыкальной шкатулки
Шрифт:
Она не знала, как избавиться от этого страха, потому рисовала все больше и больше. Ее привлекали шероховатые яблочки, то есть люди, перенёсшие потерю, как она сама.
Она рисовала их и рисовала, чтобы избавиться от страха перед братом – самой главной ее болячки – но он все рос и рос в ней. Так вот, давай сделаем так.
Ты съешь меня, то есть нарисуешь, а я исчезну!
– Хорошо! Это действительно хорошо!
– Так чего же мы ждём?! Давай, рисуй меня! Как мне встать? Что делать?
– Кёльге!
– Да?
– Пока я не съела тебя, то есть не нарисовала, хочу спросить
– Спрашивай!
– Почему в моем волшебном мире было то, чего я боюсь? Это ведь волшебный мир! Зачем его бояться?
– Действительно, это странно! – пожал плечами Кёльге. – Наверное, потому что за страхом скрывается желание.
– Неужели?!
– Конечно! Ты же боялась глядеть в зеркало и стать мною, а на самом деле, просто хотела нарисовать. Спроси себя, зачем боишься зеркала? Зачем выбираешь рисовать яблочки с болячками? Зачем мучаешь несчастных людей, а, как только добиваешься своего, бросаешь их, но боль-то твоя не проходит! Потому что дело не в них, а в тебе! Ты выбираешь «больные плоды», потому что внутри тебя боль, от которой не избавиться, а она мучает изощренно, например, пугает в зеркале.
Но сейчас твоя самая главная болячка перед тобой. Нарисуй ее, и потребность использовать больные плоды, то есть людей пропадет! Твори! Теперь ты поняла, что брата нужно всего лишь нарисовать! Не для его успокоения, прости, ему давно все равно. А для себя и только.
Пока она рисовала, Кёльге исцелялся. Прыщи и рваная простынь исчезли.
Он стоял здоровый и красивый, очень похожий на нее, только выше ростом.
Художница рыдала и рыдала, не переставая рисовать. Взглянув последний раз на счастливого брата, сделала последний штрих. Мокрым от слез лицом она прикоснулась к полотну и поцеловала брата в щеку, прошептав:
«Я всегда о тебе помню. Ты моя тень. Только отныне не пугаешь меня, а напоминаешь о своем присутствии. Пусть тело твое под землей, но в легком дуновении ветра я слышу твой шепот о нашей вечной неделимости.
Я люблю тебя».
Она подошла к своему олицетворенному страху в облике умершего брата, обняла его и прошептала: «Прощай!»
Мальчик навсегда исчез.
Девочка с картиной на руках стояла в яблоневом саду. Как хотелось ей отныне запечатлевать только доброе и счастливое и не искать израненных людей, дабы насыщаться их болью! Когда сам наполнен светом, и рисунки будут излучать свет!
Она вспомнила свое имя – Адриана.
Дельфины выгнали ее из чудесного мира. Будучи простой девочкой, свободной от страхов и боли, она не вписывалась в избранное сообщество Волшебной страны.
Фарфоровые башмачки
– Пока не подаришь фарфоровые башмачки, моего согласия не услышишь! – уверено сказала девушка, горделиво взмахнув светлыми локонами.
– Но где я найду туфли из фарфора?! – обречённо спросил юноша.
– Не знаю! Но я хочу фарфоровые башмачки! – топнула ножкой девица. – Все за них отдам! Хочу, чтобы на нашем венчании гости смотрели на меня и восхищенно вздыхали от зависти, ведь ни у кого не будет таких башмачков! Подари мне их!
– Хм, не боишься, что они захватят
– Что за глупости! Так и скажи, что не хочешь искать!
– Почему же?! Я тебя люблю и постараюсь исполнить твое желание. Я пойду в лес.
– Хорошо, я подожду три дня. Если по истечении этого срока ты не вернёшься, я пойду за тобой.
* * *
Много лет назад, в темном дремучем лесу стояла маленькая изба.
В избе жила дряхлая старуха.
Выглядела она безобразно – низенькая и полная – напоминала квадратную тумбочку и передвигалась как утка. Дряблая, шершавая кожа на ее лице пестрила коричневыми пятнами, а лицо и руки веснушками. Щеки и шею покрывали толстые родинки, похожие на упитанных клещей, что намертво присосались к коже.
Верхние веки ее заплывших очей усыпали бородавки. Они словно бусинки "украшали" старушечьи глаза, опущенные уголки которых, сбегая с лица, остановились на уровне скул. Приоткрытые губы обнажали беззубый рот, а уши с вытянутыми мочками доставали до плеч.
Старуха казалась сплющенной: однажды ее рост уменьшили в два раза, а вес не изменился и кое-как приспособился к карликовости.
Занималась старуха колдовством и изготовляла фарфоровых кукол.
У нее жил черный Ворон – преданный и верный слуга, что помогал ведьме в ее нелегком ремесле. Был он гораздо крупнее, чем остальные птицы и носил на шее кулон из черного камня, подаренного старухой за службу.
Свои творения колдунья аккуратно заворачивала в бумагу и складывала в плетёную корзинку, которую Ворон доставлял на базар, где восхитительных куколок быстро разбирал народ, оставляя взамен золотые монеты.
Но даже с помощью верного слуги ведьма не справлялась с работой, пусть и была она не только искусницей, но и волшебницей. Стара она стала, и в полную силу трудиться не могла.
* * *
Однажды в лесу заплутала девица. Она долго бродила, выбилась из сил, юное лицо, казалось, уменьшилось от жажды, а из полуоткрытых губ доносился тихий свистящий звук, молящий о помощи.
Еле-еле волочила она ноги. Жизнь почти угасла в девушке – дотронься до нее легонько, она бы рассыпалась и погрузилась в темноту, подобно сиянию свечи, которое легко погасить двумя пальцами.
Забрела несчастная на самый край леса, где заканчивались деревья и резко начинался крутой обрыв, перед которым стоял широкий-широкий дуб.
Девица медленно подошла к нему и, облокотившись о шершавую кору, медленно сползла к земле, теряя последние силы.
Так дурно ей стало, что решила она зайти за дерево и, сбросившись с обрыва, наконец, освободиться от мучений.
Только странница приподнялась, как откуда не возьмись, появился огромный страшный Ворон. Он подлетел прямо к ее лицу, и, повиснув в воздухе, широко размахивал крыльями, загораживая путь к обрыву. Девица из последних сил швырнула в него сухую ветку, но птица не обратила внимания, отчаянно спасая несчастную. Уставшая девица подняла голову, в последний раз наслаждалась чарующей красотой леса, ставшего ее убийцей. Ворон изловчился и ударил девицу крылом по щеке, она распахнула сонные глаза и беззвучно охнула от удивления.