Тайна музыкальной шкатулки
Шрифт:
Кёльге испугался за подружку и попросил подняться в яблоневый сад, ведь там она не такая печальная.
Мальчик схватил Уродинку за руку и уже тащил к ступенькам, но девочка приросла к полу. Кёльге обернулся и поглядел на уже ненавистную картинную галерею. От страха он резко опустил ледяную руку подружки.
Отсюда галерея очень походила на яблоневый сад. Ряды картин напоминали ряды яблонь и располагались с таким же промежутком, как и деревья.
Галерея – обратная сторона сада – жуткая и невыносимая. Теперь Кёльге боялся глядеть на изображённых людей.
У мальчика закружилась голова, и кости его судорожно затряслись.
– Не бойся, Кёльге. Я не съем тебя, как этих бедолаг… Если не попросишь…
Голосок подружки прозвучал отдаленно, но в то же время, у него над ухом, противно щекоча мочку дыханием. Мальчик содрогнулся и хлопал себя руками, чтобы убить этот голос и слова, будто рой страшных насекомых, что побежали по истощенному телу. Кёльге заметался и заорал, что есть мочи.
А Уродинка вдруг оттаяла, подошла к другу и хорошенько его встряхнула.
– Успокойся, Кёльге! Я не съем тебя! Я говорила образно!
Припадок закончился, и мальчик резко успокоился. Но не удержался на ногах, рухнул с грохотом. Казалось, кости Кёльге разбились вдребезги, но мальчишка поднялся и теперь с любопытством глядел на Уродинку, нетерпеливо ожидая объяснения.
– Я здесь оказалась из-за этих огрызков, а эта галерея обратная сторона моего волшебного мира, то есть яблоневого сада.
– Объясни, – не понял Кёльге. – Это ведь твои картины? Они прекрасны!
Девочка вымученно улыбнулась.
– Да, мои.
– Но причем тут яблоки?!
– Они прекрасны из-за них.
– Как так?!
Уродинка не сразу ответила. Она села по-турецки прямо на холодный пол. Кёльге подошёл к подружке и уселся рядом.
Девочка собралась с мыслями и начала рассказ:
– Итак, как я создаю картину? Людей я вижу, как плоды в саду. Я захожу в сад и собираю яблоки. Затем высыпаю перед собой. Они такие разные, наливные и не очень, мелкие и крупные, круглые и грушевидные… Одни годны хоть в сказку о Белоснежке, с некоторых можно написать натюрморт и необязательно с самого красивого или наливного. Я чаще выбираю неприметные плоды, с шершавыми "болячками", ведь они и дают приятный сладко-кисловатый привкус. В яблочке находятся значимые черты, те, каких нет у румяных и круглых. Кривоватое яблочко вдохновляет, и я пользуюсь им, выковыриваю болячки, а ведь ему больно. Но оно позволяет себя истерзать, а я карябаю да карябаю. Это доставляет удовольствие. Особенное для меня яблочко становится музой, и, кажется, что оно навсегда будет рядом, я даже привыкаю к нему.
– Это ты так о людях говоришь?! – охнул Кельге.
– Да, – кивнула девочка. – Я дружу с несчастными. Они мои музы. И пока делятся со мной своими горестями, я пишу с них картины. Но мы не можем дружить вечно, если я питаюсь ими…
– И когда они привязываются к тебе, ты бросаешь их, а они становятся еще более несчастными… – тихо добавил мальчик.
– Отламывая их плоть, я одновременно создаю картину, и расту как мастер, но яблочко, то есть человек «погибает». В конце я выжимаю из него все соки, мякоть, и неповторимость неприглядного плода, оставляя лишь огрызок. И пока я уничтожаю его, создавая картину, мне искренне жаль его. Но остановиться я не могу, а яблочку нравится получать боль.
Все заканчивается, когда от плода остается огрызок. Я выбрасываю его в мусорное ведро, то есть оставляю уже надоевшего друга, но он не исчезает, а появляется рядом с написанной
– Так не смотри! – пожал плечами Кёльге.
– Я старалась, но все равно ищу проклятые яблочки. Без них писать картины трудно, и я не могу остановиться. Ищу и ищу плоды. Может, и покрасивее, может, не такие страшненькие, это уже как чутьё подскажет. Но каждый раз, натыкаясь на очередное яблочко-музу, я хочу верить, что оно последнее. Но с каждым разом, эта вера исчезает. Мысли трезвеют, я становлюсь жёсткой, но картины все превосходнее. И, в конце концов, эта игра, начала пугать меня. Я устала от бесконечного круговорота вдохновляющих яблок. А иногда они сами меня находят! Несчастные людишки липнут ко мне, чтобы испытать боль.
– То есть пока ты ешь яблоко – начинаешь дружбу с несчастным – и параллельно рисуешь картину? Бедолага привязывается к тебе, но ты пользуешься им, а когда от него остаётся, образно говоря, огрызок, картина завершена, но «друг» тебя больше не интересует?
– Да.
– То есть, с красивых яблок нельзя написать красивую картину? Странно так!
– Счастливые людишки (красивые наливные яблочки) такие скучные и банальные. Что с ними делать?! Про них давно все написано и нарисовано, а вот несуразные и с шероховатыми болячками на шкурке – самый смак! Самый интересный вариант!
– Да ты просто чудовище! Поэтому ты со мной дружишь? – спросил опешивший Кёльге. – Я прыщавый и шероховатый. С меня можно написать картину, потом ты меня кинешь, но я буду вечно жить в качестве яблочного огрызка-черепа. Неплохо.
Уродинка молчала.
Друг говорил правду. Она опять нашла шероховатое яблочко и действительно уже приметила рисунок. Даже в животе буркнуло от голода. Точнее в голове. Вожделение к болезненным плодам не истребят даже дельфины на небе. Они и не заметили, что у их больной, то есть избранной, началось обострение. Она приметила новую жертву и готова ее поглотить, но им, видимо, все равно. Это и понятно: смрадный, прыщавый Кёльге никому не нужен кроме нее. Она нарисует его и бросит, как других одиноких бедняг. Девочка не умела искренне дружить, а лишь использовала других ради творчества.
– А как же твой волшебный мир?! – спросила она.
– Мой?
– Ага, покажи его. Я ведь познакомила тебя со своим, теперь твоя очередь. Надо выбираться отсюда, пока от тебя не остался огрызок.
Она усмехнулась и поднялась, но Кёльге не собирался вставать.
– Не надо никуда ходить. Мой мир здесь. Возле твоего. Гляди.
Мальчик указал на галерею, и она превратилась в зеркальную комнату.
Вместо картин стояли зеркала. Кёльге поспешил к ним. Заглянув в одно из них, он увидел высокого прыщавого юнца. Вид его отталкивал, но одновременно пробуждал сочувствие и жалость.
– Ты не подойдёшь ко мне, Уродинка? – позвал Кёльге.
Она онемела, не хотела смотреть в зеркало.
– Чего ты стоишь? Я же поглядел на твой мир! Думаешь, приятно было спускаться по плесневелым ступенькам? Иди сюда, трусиха! Это всего лишь зеркало! Кого ты боишься увидеть в отражении?
Она не спешила идти, страшилась зеркал.
– Я же и насильно дотащить могу… – серьезно сказал Кёльге и медленно пошел к девочке, та в паническом ужасе дала деру.
Мальчик уже не напоминал жалостного подростка, а превратился в злодея.