Тайна музыкальной шкатулки
Шрифт:
– Неужели?! Тогда не оставляй меня одну, мама! Мне страшно, я не хочу уходить в лес! Но, признаюсь, что очень испугалась уродливой старухи и точно бы убежала, но упала в обморок…
– Да, но никакой старухи не было, доченька. Это был всего лишь сон.
– Но у меня так разболелась голова, как будто внутри сидело много-много насекомых, что жужжали и бесконечно о чем-то просили.
– Это все от усталости, доченька. Тебя просто надо чаще расчесывать, тогда все тревоги и волнения уйдут. Я и вылечила тебя от неизвестной хандры с помощью фарфорового
Нелли заплела волосы Марьям в толстую косу, и девушка, повеселевшая и бодрая, задорно вскочила из кресла, готовая к новым подвигам.
– Да, мне намного лучше, мама! – она обняла Нелли.
– Вот и замечательно! А у меня для тебя сюрприз! Пойдем, спустимся в мастерскую.
В мастерской на столике, где находились любимые экспонаты Нелли, Марьям не заметила куколку, что качалась на качелях. Это была одна из ее любимых фигурок, куда же она делась?
– Один знатный купец проезжал мимо и решил приобрести ее, – поджав губы, произнесла Нелли, заметив тревогу и печаль на лице дочери. – Знаю, ты в ней души не чаяла, но посмотри, кто займет ее место. Она будет не менее красивой, самой необыкновенной из всех наших творений!
Нелли поставила на освободившееся место высокую пустую деревянную крестовину.
– Это для тебя… – Едва слышимым тоненьким голоском пропела та куколка, что плакала в луже собственных слёз.
Марьям зажмурила глаза и прижала ладони к ушам.
Испуганная Нелли положила руки на волосы дочери и крепко обняла:
– Что с тобой, милая? – с тревогой спросила она.
– Не знаю.… Показалось что-то.… Но сейчас все хорошо. Ты рядом и мне не страшно.
– Конечно, рядом, – пропела Нелли и, поцеловав дочь в лоб, продолжила разговор:
– Итак, эта крестовина для нашей новой фарфоровой красавицы!
– А где она сама?
– Я пока работаю над ней! Не все так быстро, доченька! Но очень скоро ты увидишь ее! Единственное, что я могу показать, это ее туфельки.
Нелли откуда-то вытащила красные фарфоровые башмачки.
Ничего прекраснее Марьям в жизни не видела! Они были очаровательны, и в одно мгновение, укол зависти к неизвестной фарфоровой счастливице пронзил сердце девушки, ведь она сама их никогда не наденет!
– Это будет танцующая куколка-марионетка! – с восторгом и нетерпением воскликнула Нелли.
– Я уже хочу ее увидеть! – зачарованно произнесла Марьям.
– Терпение, доченька. И заметить не успеешь, как она сама взойдет на крестовину!
– Скорее бы!
– Да! – улыбнулась Нелли и, обняв дочь, погладила ее по волосам.
* * *
Прошло несколько недель.
Дела шли в гору. Нелли только и успевала оформлять статуэтки, а работник трудился за двоих, ведь по возвращении с целой корзинкой золотых монет, его ждала новая, наполненная фигурками.
Нелли устроила для дочери отдых, не позволяя засиживаться в мастерской и убирать в доме. Неустанно лишь баловала ее,
"Ты же моя маленькая доченька, куколка моя. Как я счастлива, дарить тебе подарки!"
Марьям радовалась каждому дню, новым платьям и башмачкам, но милее красных фарфоровых туфелек не было среди кучи пар прелестных, но обычных башмачков.
Однажды утром Марьям открыла глаза и ужаснулась. Казалось, потолок стал намного шире, выше и больше, а кровать увеличилась в два раза, да и сама комната заметно подросла. Вот вошла мать, и девушка испугалась ещё больше, потому что родительница заметно увеличилась в размерах!
Марьям спряталась под одеялом, лишь бы не видеть такую знакомую, красивую и любящую, но непривычно огромную маму. А та, подойдя к кровати дочери, щекотала ее, смеялась и мило ворковала:
"Моя маленькая доченька, моя маленькая доченька, как я тебя люблю, как я рада, что ты у меня такая малышка".
Марьям откинула одеяло и обняла мамочку. Все страхи и сомнения исчезли.
Она всегда была такой крохотной, сколько себя помнила.
* * *
Сидя за обедом, Марьям не понимала, почему ей стало так неудобно в привычном платье?
Оно было ей в самую пору, но на рукавах заканчивалось тоненькими серебряными нитями, и на подоле были такие же нити.
Так, может, она на самом деле уменьшилась вдвое за одну ночь, и ее платья вместе с ней, а лишний материал превратился в странные, но красивые ниточки возле запястий и щиколоток?
Так, может быть, это не дом и мама увеличились, а она уменьшилась?
Только девушка хотела поделиться переживаниями с Нелли, как та появилась рядом и, погладив доченьку по шелковистым белокурым прядям, спросила:
– Милая, почему ты не хочешь вернуться в свою комнатку в мастерской? Мне казалось, тебе там очень нравилось! Там твои куклы, мягкая кровать и любимые красные башмачки! Разве они больше не нравятся тебе?
– Красные башмачки?! – воскликнула Марьям, но тут же нахмурилась, вспоминая, что же она хотела спросить?
– Конечно! Это твои любимые туфельки!
– Но ведь они для новой куклы…
– Какой куклы, милая? О чем ты говоришь? Ох, тебе опять дурно! Переутомилась? Давай, я заплету тебе косы!
Марьям замерла и впала в забытье.
Она не подчинялась себе, тело онемело, превратившись в камень или… фарфор. Нелли думала за нее, чувствовала за нее, жила за нее и решала за нее.
Марьям с трудом подняла ручки и показала матери, не пойми, откуда взявшиеся серебряные нити. Нелли охнула, но не предала значение, а несколько раз перевязала ими запястья и щиколотки дочери.
– Посмотри, какие теперь у тебя браслетики!
Сонная и фарфоровая Марьям оценила материнскую идею, но заметила, как сдавленная кожа побагровела, а через порезы сочилась кровь. Девушка испугалась и вновь показала матери запястья, жалуясь на боль.