Тайна римского саркофага
Шрифт:
Однажды Кубышкин после обеда курил возле столовой. К нему расслабленной походкой подошел «земляк». В зубах – сигарета.
– Хэлло! Нет ли огонька?
Кубышкин дал прикурить. Уходя, «земляк» сказал:
– Заходи завтра вечером ко мне в автогараж. Поможешь отремонтировать лодочный мотор.
Автогараж располагался здесь же, на территории лагеря. И на другой день Кубышкин отправился туда.
Роберт Гарисон – так звали «земляка» – встретил его как старого знакомого. Угостил гаванской сигарой и принялся расспрашивать о здоровье, о письмах, отправленных в Россию. Потом они вместе пошли ремонтировать лодочный мотор. Гарисон
Ремонт был небольшой. Все это время «земляк» рассказывал о себе. Из его слов Кубышкин узнал, что тот занимается вербовкой рабочей силы для компании «Анаконда», женат на американке, имеет двоих детей. Он рассказал и о том, как стал американцем.
– Мой отец был русским морским офицером. В ноябре двадцатого года на дредноуте «Александр III» он бежал из Советской России в Константинополь. Это было в те дни, когда из Крыма уплывала армия барона Врангеля. Пока на улице Рю-де-Пари, центральной улице Константинополя, барон продавал французам угнанные из России военные корабли Черноморского флота, солдаты и офицеры разбегались кто куда… Кто – обратно в Россию, кто – в Болгарию, кто – в Югославию, кто – в Грецию. Отец пристроился на американский транзитный склад. В то время в этот склад по указанию Врангеля было положено на хранение около двух тысяч пудов серебра, золота и драгоценных камней, вывезенных его армией из Новороссийска. Вскоре из Америки пришел специальный пароход. Он взял на свой борт большую часть этих ценностей. Прихватили и моего отца с семьей. Мне было тогда пятнадцать лет. Все помнится смутно…
Алексей уже собирался уходить из гаража, когда Гарисон протянул ему пачку сигарет и банку консервированной колбасы. И тут же как бы между прочим спросил:
– Если будут спрашивать – куда поедешь?
Кубышкин удивленно поднял брови:
– То есть, как – куда? В Советский Союз, в Россию! Куда же еще?
«Земляк» поморщился.
– Россия!.. Я, конечно, понимаю тебя. Но вот я живу без родины и, как видишь, не умираю. Почему и тебе не поехать в Америку вместе со мной? Жалеть не будешь.
Алексей молча глядел на него. Как мог понять настоящего русского человека этот космополит!
– А собственно, почему ваша компания называется «Анакондой»? – спросил Алексей. – Ведь анаконда – это огромный удав.
– Потому, что наша компания оборотисто проглатывает своих конкурентов, – улыбнувшись, ответил Гарисон. – Поедешь со мной – увидишь, как это делается… Американские девушки не хуже русских – женишься, купишь домик в рассрочку, станешь хорошо зарабатывать. Потом ты не забывай о своем положении: ты сдался в плен фашистам. А в России расстреливают даже родственников военнопленных. Так что матери твоей давно нет в живых. И только ты вернешься домой – тебя сразу же поставят к стенке. А в Америке ты будешь свободным гражданином…
Подавая на прощанье руку, он сказал:
– Подумай! Не торопись с отказом. Через недельку встретимся снова, поговорим. Я познакомлю тебя с интересными людьми, не будешь жалеть. Гуд бай!
Прошла неделя. Они встретились снова.
Роберт Гарисон был немножко пьян.
– У нас в гараже, – начал он, – есть люди религиозных взглядов. Зовут их «свидетели бога Иеговы». Хочешь, познакомлю? А может, ты слышал другое название – «исследователи библии»?
– Никогда не интересовался
– Это плохо, – серьезно возразил Гарисон. – У нас есть даже свои журналы: «Башня стражи» и «Информатор». Читать их интересно. Ты бы мог узнать истину…
– Истину я знаю и без библии.
– Напрасно! – Гарисон казался обиженным. – Там ты мог бы узнать, в какую страну надо ехать. Мы, «исследователи библии», знаем, какая участь ждет людей в будущем. Сказано, что все государства на земле созданы сатаной. Все они должны погибнуть…
– Так куда же тогда ехать, чтобы спастись? – иронически улыбнулся Кубышкин.
– Наш руководитель Иосиф Рутерфорд рассказывал, что у него есть данные: Иегова простил одно государство и объявил его богоизбранным местом. Это Америка…
– Я русский и поеду только в Россию, – накаляясь, глухо ответил Алексей; его раздражал назойливый «земляк». – Есть вещи, которые нельзя купить даже на американские доллары… А что касается репрессий, о которых ты болтал, то это вымысел. Я поеду на Родину, не тая камня за пазухой. Предателем я не был, и мне нечего бояться…
Получив отповедь, Гарисон несколько скис, нервно закурил и пожаловался на головную боль.
– Я сегодня чертовски устал, вчера хватил лишнего… Ну, ладно. Пусть все сказанное останется между нами. Мне ведь тоже жить надо…
Кубышкин ушел, а Гарисон больше его ни разу не приглашал…
Но вот, наконец, настал день, когда Алексея перевели в другой лагерь. Здесь уже не было немцев, здесь звучала лишь русская, французская, польская, чешская, бельгийская, норвежская речь. Но условия лагерной жизни были прежние: опять колючая проволока, тот же режим, такие же допросы. Однако, несмотря на это, вечерами, когда Неаполь горел тысячами огней, заключенные пели песню за песней: «Болотные солдаты», «Бандьера росса», «Варшавянку» и, стоя, – «Интернационал». Это были вечера нерушимой человеческой любви и дружбы.
Американская администрация не теряла времени даром. Почти каждый день в лагере появлялись какие-то новые личности, военные и штатские. Бывших военнопленных вызывали на доверительные беседы, сдобренные бутылками виски и сигаретами «Честерфилд». Содержание бесед было трафаретным: янки уговаривали русских, чехов, поляков, югославов не возвращаться в свои страны.
Однажды вечером Алексей вернулся в свою палатку и обнаружил на подушке библию на русском языке. В красиво изданную книгу было вложено штук двадцать открыток, на все лады восхвалявших американский образ жизни. На них были изображены и небоскребы Нью-Йорка, и красоты курортных мест Флориды, и прерии Техаса, и Ниагарский водопад. Эти приторно слащавые пейзажи Алексей еще кое-как выносил, но когда увидел на одной открытке благоденствующую и процветающую негритянскую семью, он не выдержал и сказал соседу по нарам чеху Гжибалу:
– Хоть бы врали, да знали меру!
По вечерам на открытой площадке раздавался стрекот проекционного киноаппарата. В ушах стоял звон от оглушительной джазовой музыки, и на экране появлялись либо ковбои, которые ухитрялись стрелять из кольтов даже во время обеда, либо гангстеры с квадратными подбородками. Полураздетые и раздетые женщины, омерзительные подробности любовной жизни героев, бессмысленный садизм гангстеров и убийц, душераздирающие вопли и перекошенные, изуродованные лица страдающих людей – все это подносилось бывшим военнопленным в качестве рекламы «свободной Америки».