Тайна Сорни-най

Шесталов Юван Николаевич

— Что с Нярмишкой? — спросил я дедушку.

— У него снежная слепота.

— Что это такое?

— Это вроде болезни. Когда яркий солнечный снег, к глазам приливает кровь. Сильный прилив. Чтобы отогнать ее, надо надрезать верхнее веко и выпустить кровь.

Я с удовольствием посмотрел на дедушку. Сам почти слепой, а других лечит. Это ему, наверно, сёхри — волшебный нож — помогает.

У меня нет сестренки, такой, как Агирись. Почему у меня нет сестренки? Одному скучно. Если бы не сказка, совсем плохо было бы. Только в сказке можно жить. Как хорошо чувствовать себя богатырем, сыном земли, поднимающимся на небо, опускающимся на дно морское, создающим острова, леса, реки, озера. Хорошо быть строителем. Только плохо без сестренки. И я жалобно смотрю в смородиновые глаза Агирись.

Агирись будто поняла меня. Кивнув собаке и мне на прощание, важно сказала:

— А теперь приходите к нам…

И, не ожидая ответа, побежала к себе домой. «Как хорошо, что есть эта девчонка!» — подумал я.

Падает

снег звездами, Пушистыми звездами. Соболь играет хвостом, Золотисто-пушистым хвостом. Рябчик играет крыльями. И мы с подружкой играем, В искристом снегу летаем. Глаза у нее — звезды, Брови — соболя. И рябчиком крылатым, И соболем пушистым Порхает подружка моя.

Однажды я пошел в гости к Агирись. Она жила в соседней избушке. Мы были одни. Был темный зимний день. В избушке стоял полумрак. Агирись показала мне чемодан с раскрашенными картинками. На картинках большие дома с большими окнами. Дома каменные. Улицы каменные. Берега реки каменные. Только вода блестит, как всякая вода. Река живая. Течет она меж каменных берегов.

— Что это? — спросил я Агирись.

— Это город, — сказала Агирись. — Мне подарила мама.

— А где твоя мама?

— Она уехала.

— Как уехала? — удивился я.

— Она уехала на учебу. Иногда она пишет мне письма. Письма читает вслух Учитель-най. Иногда мама присылает красивые вещи.

Мной овладело любопытство. Только я не знал, можно ли расспрашивать. Агирись взяла меня за плечи и серьезно предложила:

— Давай играть в русских.

Она открыла чемодан и стала доставать разные диковинные вещи: шелковые платки, ситцевые платья, перчатки, шарфы ярких цветов, причудливые шляпы. Раньше таких я никогда не видал.

— Это все мамино. — Сказала и тяжело вздохнула. Она взяла тонкий голубой шарф с серебряными блестками и обернула им мою голову. Затем нарядила меня в красную кофту и белую юбку.

— Какой смешной! — воскликнула она.

Я взглянул на себя в зеркало, и мы оба долго смеялись.

— А сейчас я себе нарисую усы, — сказала Агирись.

Мне казалось, что усы девочке не идут, но Агирись не обращала на это внимания. Она обожгла пробку и сделала себе большие черные усы. А мне начернила брови. Потом накинула на себя китель, который висел на стене, надела фуражку с красной звездой. И мы опять расхохотались.

— Похожа я на русского? — спросила она, глядя в зеркало.

— Нет, не похожа! — возразил я твердо.

Потом она приказала мне смыть краску с бровей и сама смыла свои большие усы. Нарядилась в красивую женскую одежду. И стала совсем другой, не похожей на Агирись, на мансийскую девочку.

— Ну как я? Хороша?

— Хороша!

— А ты надень китель и эту фуражку с красной звездой… И будешь русским.

Мне очень хотелось фуражку с красной звездой и китель такой же. Только небольшой, поменьше. И я не стал надевать чужое, чем вызвал возмущение Агирись. Мне захотелось иметь русскую одежду, но маленькую, свою. Но об этом я не сказал Агирись.

Бабушка как-то по-особому смотрит на соседскую девочку Агирись. Она то ласкова с ней, то сурова. Однажды она дала ей строгие советы.

СОВЕТЫ БАБУШКИ ДЕВОЧКЕ

Скоро, ягодка, созреешь, Крылья, птичка, обретешь, Улетишь с родного дома… Что сказать тебе в дорогу? Нужны девочке советы, Как платок, как бусы, косы. Скажет бабушка. Послушай: Улетишь крылатой птичкой Из родного очага. Пред тобою двери жизни Сами мигом распахнутся. Ты смелей входи, не бойся. Все в чужом дому иначе. Все не так, как в нашем крае. Здесь и в пенье вьюги слышишь Голос матери родимой… Ты, очаг свой покидая, Забери с собой, что хочешь. Но оставь ты у постели Узелок с цветными снами. Пенье брось веселым окнам. Лень свою ты выкинь в снег, Шалость подари подругам. Позабудь былые нравы. В ласках матери родимой Ты не сможешь уж купаться, К нравам привыкай чужим. Отдавай поклоны людям. Отвечай добром, кто добрый. Душу вкладывай в слова. Нехороших нравов бойся, Чистоту свою храни, Как лицо, глаза. Но руки Ты не прячь, не береги От любой людской работы… Смелой будь и

будь разумной. Зоркий глаз имей — и ночью Без огня работать сможешь. Острый слух имей под утро. И до птиц, до звонкой трели Ты вставать должна, запомни! Утро, солнечное утро Тебя встретит новой песней.

Сегодня меня озадачила Агирись. Как обычно, играли мы с ней, загадывали загадки, сказки сказывали. Поговорили про Эква-пыгрися, про его подвиги порассуждали. И вдруг она меня огорошила. Да так, будто по сердцу ножом.

— Ты не похож на Эква-пыгрися, — сказала она как-то по-особому. И запела такую песенку:

Снится мне мой Эква-пыгрись. Мой Эква-пыгрись — богатырь. Красивый, сильный богатырь. Выше кедра богатырь. Стройнее ели богатырь. А брови у него черные, как соболя. А глаза у него круглые, как луны. А взгляд у него не злой. Не лживый, не жадный, не горделивый, А добрый, лучистый, Чистый, как лесной ручей… Благородный, гордый, умный Мой богатырь. На все руки мастер Мой богатырь.

«Неужели я не похож на такого Эква-пыгрися?» — с сожалением подумалось мне. Мне стало обидно. Я стал придумывать какие-то загадки, слова, чтобы не показать свою обиду.

ЛУННАЯ ИГРА

Станет луна полной, как бубен. Соберутся малыши в светлую лунную ночь. И в серебристом сиянии начнется потешная лунная игра.

Закричат проказники, Всполошат ораву: — Новолунья праздники Справим мы на славу! — Детвора, ликуя, Поспешает в гости. — Кули, кули, кули, — Открыть двери просят. Пироги и сласти за порог кидают, За порог кидают. Двери того дома Крепко запирают. Двери того дома Громко заклинают, Протянув ладони, Крошки хлеба сея: — Щедрый, теплый домик, Будь еще щедрее! Коли в доме пусто, Пусть же густо станет. Если в доме грустно, Веселей пусть глянет. Кто не держит слова — К нам его пошлите, Вспыльчивого, злого — К нам его пошлите, Кто драчлив, кто буен, С нами несогласный — Мы с ним потолкуем Под луною ясной. Станет он послушный Под луной большою… В дом всегда радушный Ввалимся гурьбою, Скажем: «Ну, впускайте!» Улыбнемся ясно, Высыплем на скатерть Собранные яства… Сами ходят руки У ребят все время — Лепят из краюхи Хлебного оленя. Вон с шутейным страхом Вынесут ребята. И на снежный сахар Встанет зверь рогатый. Дедушка наш лунный, К нам тянись руками… Чтоб ветра подули К северу и югу: Кули, кули, кули! — Кормят они вьюгу. Средь снежинок сеясь, Сотканный из света, Закружился месяц: — Щедрого вам лета! — И танцоры вьются. Шум подобен грому. И слова несутся К месяцу седому. Это честь по чести Месяц — сам проказник — С ребятнею вместе Справил лунный праздник.

А ночью мне приснилось капище — избушка на четырех ножках, где сидели таежные боги, разряженные в меха и сукна. Они смотрели на меня холодными пуговками глаз. Мне было жутко…

Утром мама пела песни в лесу. Пела громко и весело. А дятел, будто подыгрывая ей, стучал острым клювом по дереву, как по струнам санквалтапа. Дерево звенело задорно. Бодро токовал глухарь, словно подпевал. И рябчик насвистывал в лад этой музыке. Веселая музыка плыла по тайге, где недавно почудились мне хмурые боги.