Тайна Сорни-най

Шесталов Юван Николаевич

— Шкурки белки нужны для фронта, — сказала мама. — Ой как нужны! Это же золото, мягкое золото. Еще один удар по Гитлеру.

Полакомившись потрохами белки, нанюхавшись свежей крови, наш пес стал важным, довольным. Через мгновение и след его простыл. И мы тронулись дальше. Вышли к лесной речке. Речка вся была белая, только на перекате, у больших камней, дымилась живая вода. Мы спустились к реке. Вдоль берега какой-то зверь прошел. Следы оставил. След, должно быть, свежий. Утром шел небольшой снежок. Пороша. Порошу охотник, как праздника, ждет.

— Не волк ли прошел? — с испугом воскликнул Кирилл.

— Нет.

У волка след больше, — сказала мама. — Наверное, лисица. Видишь, когтистые мягкие лапки прикасались к снегу.

На том берегу я увидел разрытую кочку и комья земли на льду. Наверное, лисица норку разрывала, чтобы полакомиться мышью. Появился наш пес и стрелой полетел по следу.

А может, это след куницы или соболя?

— Ладно, узнаем.

Мы с Кириллом начали спорить, чей это след. Мама поглядела в сторону, где на вершинах деревьев недавно сидело солнце. Солнце уже за деревья ушло.

— Пойдемте в сторону дома, — сказала мама. — Хватит на сегодня.

А мы не хотели уходить с лесной речки. Спорили о следах.

— Спорите, спорите… А зачем спорить? Читайте лесную книгу. В ней все сказано. Надо ум иметь, глаза иметь, уши иметь, тогда можно читать и лесную книгу. Все понятно, все видно, все слышно.

Возле дерева на берегу действительно ходил не волк, не куница, не соболь, а лиса. Обыкновенная рыжехвостая лиса.

— Посмотрите на эти следы. — И стала мама рисовать на снегу следы оленя, лося, белки, куницы, соболя, горностая. Всех зверей и птиц, какие водятся в верховьях нашей таежной речки.

На другом берегу еще был один след. По нему умчался наш пес. Он шнырял по кустам, забегал в ельник, обнюхивал каждый куст и каждый след, держал нос по ветру. Вдруг Ханси насторожился, повел во все стороны носом.

— Ага, нашел, наверное! — крикнул Кирилл.

Мы побежали в ту сторону.

— Ну-ка, чей это след? — спросила мама.

Не след, а распушенные на снегу ямки. Будто кто-то натыкал веником. И окропил острым запахом зверя. Ханси кинулся было по следу. Но сразу осекся. След пропал возле кедра. Однако наш Ханси не такой простак. Рядом с этим кедром был густой еловый лес. И пес сразу метнулся в ельник, стал принюхиваться к каждому стволу дерева, к упавшим сверху еловым шишкам. Какой-то зверь на дереве завтракал. Ночуя в пустом дупле, он, видно, сильно проголодался. Найдя первую ель с нераскрывшимися шишками, принялся за еду, роняя крошки на снег. Тут-то его и обнаружил пес, стал звать, лаять.

На этот раз мама доверила мне стрелять из ружья.

— Не торопись, — спокойно проговорила она. — Снизу подводи мушку. Под мордочку. И курок плавно спускай.

Я выстрелил. Белка упала почти к моим ногам. Собака хотела ее схватить. Я крикнул:

— Не трогать!

И Ханси послушался.

Мама подошла, взяла белку. Разглядывая теплого зверька, она покачала головой. Я взял белку в руки. Вижу, живот разорван.

— Метил в глаз, а попал в живот, — сказал я.

Почему-то я всегда волнуюсь, когда целюсь. У Кирилла этого не бывает. Он в глаз тоже не попадает, но в голову попадает. Несколько белок убил и всем попал в голову. И все же меня эта добыча окрылила. Теперь у меня была примета: если первый выстрел удачный, то и вся охота в этот день будет удачной.

Мы

подошли к перекату, туда, где у большого камня бурлила вода. Там, будто в ведре, кишмя кишела мелкая рыбешка, мальки. Площадка вокруг камня вся была истоптана. На подходе к этой живой воде виднелись следы. Будто кошка прошла.

— Чьи это следы? — спрашиваю. — И почему тут ходит какая-то кошка?

— Вот и подумайте, — сказала мама. — Таежную речку сковало льдом. Накрыло слоем снега. Речка стала замирать, становиться мертвой. Рыбе душно. И она устремилась к живой воде, что бурлит у камня, на перекате. И зверь пронюхал это и ходит сюда, как в столовую. Подойдет к кромке льда, смотрит. И как появится рыбешка, выгребает ее лапкой.

— Наверное, росомаха. Она ведь воровка. Решила у реки поворовать рыбешек.

— Нет, след росомахи большой, — заметила мама. — Это наверняка соболь прошел.

У черного соболя Повадка особая. Прыгнет красавец — Во рту уже заяц. И рыб ловить мастер Красавец соболь. У черного соболя Повадка особая.

Пес опять исчез в лесу. Поднявшись на крутой берег, мы увидели след собаки. Ханси длинными прыжками умчался по следу в ельник.

— Вот здесь-то мы тебя возьмем, — сказал Кирилл, загораясь охотничьей страстью. — Теперь моя очередь стрелять. Соболь будет мой.

Он быстро помчался по следу собаки в ельник. В ельнике тявкнул Ханси. Второй раз тявкнул и замолк. Потом лай раздался в другом месте и снова замолк.

— Это что, Ханси потерял след, что ли? Будто бегает по лесу и спрашивает: «Где ты, соболь? Где ты, соболь?»

— Нет… Ханси зря лаять не будет. Не было случая, чтоб он ошибался, терял след и зря лаял. Что-то здесь другое. Правда, собака может второпях и ошибиться, но человек должен собаке вовремя подсказать, что делать, если зверь окажется хитрее ее.

Ельник был густой. Деревья жались друг к другу, будто от холода. Собака металась по ельнику. Она лаяла то здесь, то там. И вдруг с ельника на сосну, которая стояла недалеко, что-то полетело. Ханси тут как тут. Это был соболь. Он спрыгнул на снег, подразнил пса и вызвал погоню, а сам снова взлетел на другое дерево, на высокий старый кедр. Ханси залаял еще звонче. Лаял упорно, почти плача. Соболь, должно быть, решил отдохнуть, смирясь с назойливым приставанием пса. Пусть, мол, собака изводится себе, а я преспокойненько посижу, погляжу, как она поет под деревом. И мне не страшен охотник. Не первый раз встречаемся с ним. Посмотрим, кто кого перехитрит.

Ханси сидел на снегу, не спуская глаз с высокого сухого кедра. Кедр стоял на опушке ельника. В развилке двух стволов виднелось черное пятно. В нем вдруг исчез соболь.

— Наверное, здесь дупло, — сказала мама. — Соболь, наверно, решил там переночевать. Но как его взять? Можно бить по дереву тараном. Это беспокоит зверька. Возьмет он и выскочит из своего укрытия. Но уже сумерки наступают. Скоро будет темно.

— А как нам теперь быть? — спросил Кирилл, обращаясь к собаке.

Пес зашевелил хвостом, чуть повел ушами.