Тайна Сорни-най

Шесталов Юван Николаевич

— Могу! — радостно говорю я. И заплетаю нитки в косички. Потом привязываю один конец к косточке птичьего крыла. Птичье крыло служит крепилкой. Хорошая крепилка, крепкая крепилка. Из глухариного крыла она. Помню этого глухаря. Мясо было вкусное. Косточка его крепкая, гладкая. Сам ее обгладывал… А для чего — не знал. Оказывается, для натягивания ниток из оленьих жил.

— А почему ты, мама, плетешь разные нитки, одни толстые, другие тонкие?

— Разные нитки нужны. Для обуви толстые нужны, для одежды — потоньше, для вышивки бисером — совсем тонкие.

Сухожильные нитки очень прочные. Они не боятся воды, не гниют. Сухожильные нитки, как крепкие люди, долго живут, долго служат.

Вслушиваясь в наш разговор, дедушка

сказал так:

Красота рук по свету ходит. Красота обладателя находит.

Но любой обладатель красивой вещи должен знать, что вещь делает мастер, человек, владеющий ремеслом…

Я люблю хлеб. Магазинный хлеб вкусный. Однако его мало. Очень мало. Но больше всего я люблю домашний хлеб, который выпекает мама.

Печет в хлебной печке. Хлебная печка на улице. Полуовальная, двускатная, стоит она на четырех ножках-столбах. Делал ее дедушка летом. Я сам видел. Сначала дедушка сплел прутья, затем обмазал их глиной. У этой глинобитной печи трубы нет. Дым выходит через устье печи.

Вот мама уже зажигает печь. Смолистые дрова горят жарко. Мама долго вымешивала тесто. Часть его разливает на сковородки, а из другой части делает пироги с рыбой, с ягодами. Я больше всего люблю пирог с брусникой. Хотя пирог и без сахара, но он сладковатый. Когда ешь, пахнет лесом, водой, небом. Вкусно!!! Да вот долго его ждать.

Наконец дрова прогорели. Мама берет большую деревянную клюку с крючковатым железным клювом и загребает к дверце пылающие угли. Потом берет большую деревянную лопату. И на место, освобожденное от углей, ставит сковороды, в которых скоро зарозовеет хлеб… И пусть даже на улице мороз стоит. И пусть даже ветер играет. Скоро в печке будет хлеб, вкусный мансийский хлеб, пахнущий углями, морозом, ветром, тайгой, небом… Вкуснее мансийского хлеба я ничего не ел.

А может, хлеб тот был вкусный потому, что пекла его моя мама?

МАМИН ХЛЕБ

Без огня холодно. Без хлеба голодно. Не огонь греет, А греет хлеб. Каравай хлеба Не свалится с неба. Каравай хлеба Мама пекла. Мамин хлеб! До седьмого пота Мамина работа. А чужой хлеб Рот дерет. А чужой хлеб Разжуешь, да не запоешь. Лучше чужих пирогов Мамин хлеб. Нет вкуснее в мире Маминого хлеба! Без хлеба голодно. Без мамы холодно.

НОЧЕВКА В ТАЙГЕ

Мама взяла нас с Кириллом на большую охоту. Большая охота бывает только на таежной речке, где дичи много, будто деревьев.

Ночь застала нас в пути.

До охотничьей избушки далеко. Мама сказала, что мы будем ночевать в лесу.

Для ночлега выбрали место, закрытое от ветра. Рядом стоял сухой лес, сухостой — дрова под рукой. Мы с Кириллом разгребали охотничьей лопатой снег, устроили высокий вал. Мама нарубила сухих деревьев.

Скоро в центре вала запылал громадный костер из толстых еловых стволов, концы их расходились в

разные стороны.

Со стороны ветвистой ели, под густыми лапами ее, мы устроили костер.

Мама воткнула несколько наклонных жердей, накинула на них старые, облезлые оленьи шкуры. Получился кол-пал. «Кол-пал» значит «полдома». Под уклоном этого щита мама устроила постель. Постелью у нас была не перина из мягкого пуха гагар, а оленья шкура. Под нею обыкновенные ветки ели, ветки показались мягкими и теплыми.

Громадный костер трещал, пылал, работал, превращая кругом себя снег в пар. Пар оседал инеем на наших мохнатых одеждах. Густое облако окутывало наш стан. И побелевший Кирилл сделался похожим на большого зайца.

С каким наслаждением мы с Кириллом прихлебывали горячий чай и грели руки о теплую чашку. Играли — загадывали загадки:

На земле родится, В небе умирает. Что это? — Огонь. В реке живет, В лесу живет. С круч катается, В речке купается. Рыбу ловит, Лису остановит. Таежная красавица Мехом своим славится. — Выдра. Стоит зеленый бор. По бору ходит вор. На дереве ночует, У всех ворует. — Росомаха. Эй, люди! Берегитесь злого, Зверюгу лесного. Затаенный в лесной глуши Злюка зверем взревел. Из волчьего логова Залаял волк. Из медвежьей берлоги Вылез медведь. По снежной земле Хищник пошел. Берегитесь, люди, Разбойника матерого!..

Всех злее в лесу, говорят, росомаха. Ее боится даже медведь. А с лосем росомаха поступает просто. Высмотрит она зорким глазом лосиную тропу, спрячется в ветвях деревьев. И когда лось проходит под ветвями, она прыгает на широкую спину таежного красавца, припадает к голове и острыми когтями маленьких, но проворных лап царапает глаза, вырывая их из глазниц. Укус росомахи смертелен. Запах росомахи стойкий, густой, противный. Звери ее боятся.

— Уф! Уф! Не хочу я про росомаху слышать. Хватит! Лучше в загадки играть.

В дремучем бору Горячее железо лежит. Лежит, будто спит. Тронешь — зверьем зарычит. — Тише, тише… О нем ни слова. Не называй по имени лесного.

— Тогда моя загадка будет простой:

Без рук, без ног, А на небо лезет. — Дым.

Дым щиплет глаза. Но мы не ругаем дым. От него исходит не только горечь, но и тепло. Мы нахваливаем огонь. Благодарим лес за тепло, за все доброе, чем он одаряет нас в любое время года.