Тайна в его глазах
Шрифт:
— Я знаю, знаю. Я тоже остановился на этом пункте. Но это было следующим вопросом. Для себя я сразу решил, что все это связано с ними. Понимаете?
— Понимаю. — Я что, и вправду понимал?
— Так что мне пришлось подумать о мотивах, из-за которых они хотели бы уничтожить вас. Новых мотивов — никаких. Старые мотивы — звучит еще менее логично. Так что, думая и передумывая, я возвращался каждый раз к настоящему, к сейчас. Сначала я боялся, что будет очень сложно узнать что-либо об этих типах, которые трудятся на таких незначительных работодателей. Может, в серьезных странах такие организации более засекречены. По крайней мере,
Он опять отвлекся, и на его лице появилась гримаса смеси злобы и презрения.
— Так что не столь уж сложно их найти. Две-три беседы, прикинувшись восхищенным дурачком, готовым с открытым ртом слушать про их похождения, — и я уже знал почти все о том, как там у них крутятся шестеренки.
— Мне тяжело поверить в то, что они такие тупые, — рискнул я предположить.
— А вы поверьте. Если бы они не были подонками, по уши измазанными в крови, то можно было бы обделаться со смеху, слушая весь этот бред. Так, я продолжаю рассказывать. Кажется, у Романо есть небольшая группа из семи или восьми отморозков. Видно, что когда раскрылась эта байка из Девото, то наш тип оказался на крючке. С другой стороны, это логично. В каком еще продуктивном деле можно использовать такого подонка, как этот?
Я пытался вникать в его объяснения, но у меня в голове раз за разом вставал образ этого сукиного сына Романо, прыгающего от радости вокруг стола судьи восемь лет назад. Как я в те дни мог не замечать, что у этого типа, работающего вместе со мной, замашки садиста и убийцы?
— Романо управляет этой бандой. И в основном не высовывается, когда они высасывают людей. — Баес увидел мое удивленное лицо. — Извините. На языке этих отморозков «высасывать» означает похищать тех, кто у них на примете, и затаскивать их в свои застенки.
Я все понял. Вспомнилось задержание кузена Сандоваля, которое наверняка прошло по такому же жестокому сценарию. Возможно ли, что это случилось всего лишь на прошлой неделе? Все это казалось другой жизнью, далекой и абсолютно нереальной.
— Так вот, сам Романо почти не высовывается. Он… как это сказать? Мозговой центр или мозг тыла, который надо прикрывать. В переводе это означает, что этот выродок руководит пытками, во время которых из задержанных выуживают другие имена. Потом он посылает своих головорезов за тем, кто ему взбредет в голову. — На лицо Баеса вновь пала тень. — Только вот об этом даже трепачи почти ничего не говорят. Видно, что хоть намек на рассудок у них еще остался, раз не хотят хвастаться такими вещами.
То, что мне рассказывал Баес, было настолько мрачным, таким непонятным, таким отвратительным и так соответствовало нашим с Сандовалем ощущениям, что я уже знал наверняка, что все это — правда.
— Угадайте, кто из ваших бывших знакомых работает у Романо?
Я вспомнил о Моралесе с его максимализмом — все, что может быть плохого, обязательно случится, и все, что может стать хуже, обязательно станет хуже.
— Исидоро Гомес. — У меня едва получалось шевелить языком.
— Он самый.
— Вот тварь… — Это было все, что я мог добавить.
— Ну… они друг друга стоят. Ну, видимо, всегда стоили…
— Это вы о чем?
— Ну, подумайте сами.
— И?..
— А то, что теперь у этих типов есть все мотивы, чтобы разделаться с вами. Раньше их не было.
— Не понимаю.
— Да это же само собой разумеется. Сейчас объясню. Романо как ненормальный помчался к вам домой, желая одного — разделаться с вами. Почему? Очень просто: месть. Месть за что? Ну подумайте минутку. Что есть между вами общего? Ничего, ну или почти ничего. Это «почти ничего» — Гомес. Вы помните про амнистию Кампоры?
Я кивнул. Как я мог этого не помнить?
— Хорошо. Я полагаю, что тогда-то Романо и подумал, что этим уже нагадил вам на всю оставшуюся жизнь. Поэтому он вас больше не беспокоил. Потому что решил, что уже сделал достаточно.
— И тогда?
— И… вот тогда-то и становится непонятным, почему Романо сорвался как очумевший, чтобы разорвать вас на куски.
— Я не понимаю.
— Подождите, сейчас доберемся. Это как игра в шахматы, это вызов. Вы ему нагадили, когда его выгнали из Суда. Он отомстил, когда выпустил Гомеса. Но почему ему приходит в голову уничтожить вас сейчас, три года спустя? Все очень просто: потому что он решил, что вы сделали следующий ход. Или точнее: то, что вы, Чапарро, уничтожили одного из его доверенных лиц, а точнее — Гомеса.
Я не понимал абсолютно ничего из того, что он мне говорил, и непонимание это ясно отразилось на моем лице.
— Романо ищет вас, чтобы уничтожить, Чапарро, потому что думает, что вы сами только что замочили Исидоро Гомеса. Ни больше ни меньше.
На какой-то момент я был оглушен, но мне пришлось стряхнуть с себя это оцепенение, потому что я рисковал пропустить то, что Баес продолжал мне говорить.
— Я не говорю, что вы это сделали. Я отмечаю лишь то, что так думает Романо. Ночью 28 июля они ворвались в вашу квартиру, когда вас искали, так? Так вот, за две ночи до этого, 26 июля, кто-то позаботился об Исидоро Гомесе недалеко от его квартиры в Вича Лугано.
Все это было слишком сложно или же я передышал тошнотворным воздухом этого заведения?
— Вам нехорошо? — забеспокоился Баес.
— Да. Голова немного кружится.
— Идите сюда. Давайте выйдем на свежий воздух.
36
Мы пошли в направлении станции. Там присели на единственную целую скамейку из деревянных досок, на платформе в направлении к центру, которая в этот час была почти пуста. По другую сторону рельс, напротив, по мере того как приближался вечер, из каждого прибывавшего поезда выходило все возрастающее количество мужчин и женщин, которые расходились во всех направлениях или бежали, чтобы успеть втиснуться в красные автобусы с черными крышами.
На открытом воздухе я почувствовал себя лучше. По крайней мере, мысли прояснились, и я осознал, что должен хоть что-то ответить Баесу. Что-то очень важное, и эту важность я только сейчас осознал.
— Есть кое-что, чего я вам не рассказал, Баес… — Я сомневался. — Помните, когда в начале дела я как-то решил поиграть в детектива, и Гомес догадался, что его ищут?
— Ну, не стоит так. Кроме того…
— Ладно. Дайте мне продолжить. После амнистии я еще раз облажался, очень похоже на тот раз. Ну так вот. Сейчас я понимаю, что облажался. Тогда мне так не казалось. Пустяк.