Тайна Высокого Замка
Шрифт:
В это логово хищников, подстерегающих один другого, чтобы, улучив момент, наброситься и покончить с соперником, безысходная нужда привела жену и детей Михайла Ковальчука — узника Берёзы Картузской.
Глава одиннадцатая. На птичьих правах
Никогда ещё чувство ограниченной свободы с такой силой не довлело над Петриком.
— Боже сохрани, если тебя вдруг увидит пан садовник, — в ужасе шептала Ганнуся, задёргивая занавеску
— В прачечную, сыночек, не выходи, — просила мама. — Нельзя, вдруг кто-нибудь зайдёт.
— Тоже мне распелся, как соловейко! — вбегая из прачечной в комнату, испуганно махала руками Ганнуся.
И только ночью открывалось окно, чтобы он мог дышать свежим воздухом.
Всё существо Петрика восставало против такого унижения. Сидишь, как чижик в клетке.
Хорошо ещё, мама другой раз замкнёт изнутри дверь прачечной и стирает. Тогда можно пройтись по прачечной, покрутить медные краники на газовой плите, хотя за это здорово попадает.
Но лучше всего — пускать в корыте бумажные лодочки. Лодочки Петрик сам делает из газеты.
И почему это маме и Ганнусе гораздо легче стирать целую кучу огромных простыней и пододеяльников, разных там наволочек и полотенец, чем пять-шесть тоненьких кружевных кофточек? Это же просто смешно! Ганнуся вся от страха трясётся, когда дело доходит до глажки.
— Ой, постирать ещё так-сяк, а вот гладить! — закатывает глаза Ганнуся, словно собирается умереть на месте от страха. — Уж больно они тоненькие, эти кружева….
Мама ей объясняет, что эти кружева называются валансьен. Их делают во Франции, и стоят они очень дорого.
В подоткнутой маминой юбке, обмотав вокруг головы косички, Ганнуся кажется совсем взрослой.
— А, пропади они пропадом! — сердится Ганнуся. — Боюсь и притронуться утюгом к этим валансьенам клятым!
— Давайте убежим с этой работы, — предлагает Петрик. — А что? У дяди Тараса лучше жить, чем тут. Там есть Юлька и Франек. И во дворе гуляй сколько хочешь. А тут сиди всегда под замком…
— Дядя Тарас в том дворе уже больше не живёт, — говорит сестра.
От этого печального известия лицо Петрика тускнеет.
— А Юлька и Франек?..
— Живут ещё в гараже. Куда им деваться? — безнадёжно машет рукой Ганнуся.
Петрик долго наблюдает, как Ганнуся с лицом сосредоточенным и серьёзным растирает крахмал на воротничке, груди и манжетах белоснежной сорочки пана коммерсанта.
— Это ты чего её киселишь? — интересно Петрику знать. — Голодная она, что ли?
— Не киселю, а крахмалю.
— А зачем?
— Чтобы не было пузырей во время глажки, — объясняет сестра.
Тем временем мама, окутанная паром, с большой осторожностью погружает в горячий крахмал воротничок, грудь и манжеты,
— Каторжная работа, — вздыхает Дарина, обливаясь потом.
Глядя на эту кропотливую, изнурительную, «каторжную работу», Петрик опять, на этот раз уже более настойчиво, предлагает:
— Давайте убежим с этой работы…
— Шёл бы ты в комнату, — сердито говорит мама.
— Хны-ы, хочу на воздух, — робко заявляет Петрик.
— Шшш-а… — шипит Ганнуся. Она уводит Петрика в комнату и запирает его там на ключ.
Через дверь слышно, как мама с кем-то разговаривает.
Петрик перестаёт всхлипывать и прислушивается.
Так и есть, это кухарка принесла в стирку ещё один узел тонкого крахмального белья. Значит, мама и Ганнуся будут торчать в прачечной до полуночи.
Кухарка жалуется маме, что скоро прямо-таки сойдёт с ума в этом проклятом доме. Ну и ну! Оказывается, новая молоденькая служанка тоже «нечиста на руку». У пани Стожевской пропали бриллиантовые серьги. А всякий раз, когда из шкатулки в будуаре исчезает какая-нибудь драгоценная вещь, кухарка умирает от страха. Очень просто, а ну как взбредёт в голову этой молоденькой негодяйке подбросить серьги в кухаркину корзинку с вещами?
— Ах, пани Ковальчукова, — стонет кухарка. — Как я горюю, что пани хозяйка отказались взять к себе в покои вашу Ганю.
— И слава богу, что не взяли. Не место моей девочке в панских спальнях прибирать да глядеть, между нами будет сказано, на всю эту грязь да подлость…
Кто знает, сколько бы ещё Дарина с детьми могла прожить в прачечной, если бы не один злосчастный вечер, сразу изменивший всё.
В доме коммерсанта праздновали день рождения Ядвиги Стожевской. Ещё с утра Дарина и её девочка находились на кухне, помогая кухарке печь традиционный именинный пирог, торты и бисквиты, которыми кухарка завоевала в этом доме легендарную славу.
Маленький узник, задобренный куском бисквита и душистым апельсином, который тайком принесла из кухни Ганнуся, сидел на полу возле топчана и всё не решался съесть «золотое яблоко», как он окрестил апельсин, увиденный впервые в жизни.
Когда совсем стемнело, Петрик одетым лёг на топчан и сам не заметил, как уснул. Трудно сказать, сколько он проспал, но разбудил мальчика какой-то внезапный шум. И в то же мгновение Петрик увидел через окно дождь разноцветных шариков, сыпавшихся в панский сад. Это сказочно волшебное зрелище повторялось несколько раз, а потом вокруг снова стало темно, и только красивая музыка доносилась из освещённого панского дома.