Тайна Высокого Замка

Каменкович Златослава Борисовна

Посмотрел вокруг Олесь: ни бога, ни ангелов, ни чертей — никого!

«Чего тут добру пропадать», — сказал себе Олесь и начал подбирать деньги.

Набив карманы и полную пазуху монетами, Олесь до того отяжелел, что лететь уже не мог, а медленно побрёл по «раю», усыпанному пятидесятигрошевыми монетами.

Вдруг откуда ни возьмись появился бог, точнехонько такой, каким его рисуют на иконах и на стенах в церкви.

«Ах, это ты?», — недовольно покрутил носом бог, косясь на пазуху и оттопыренные карманы Олеся.

«Я, — не очень-то

радостно буркнул Олесь. — Высыпать назад деньги, что ли? Да?»

«Пойдём», — поманил пальцем бог.

«Ага, это чёрт, а прикинулся богом и хочет заманить меня в пекло», — подумал Олесь.

А бог опять манит:

«Пойдём…»

«Не пойду! — решительно заупрямился Олесь. Очень мне надо в смоле вариться…»

«Не хочешь?!» — грозно проговорил бог.

«Сгинь, нечистая сила!» — перекрестился Олесь.

Бог мгновенно исчез, а Олесь вдруг очутился в долине, усыпанной ослепительно сверкающими алмазами, в которых, казалось, пылали тысячи солнц.

Олесь быстро высвободил свои карманы от пятидесятигрошевых монет, а взамен их набрал множество драгоценных камней.

Тут ему до ужаса захотелось на землю.

«Но как спрыгнуть с неба? — начал было ломать голову Олесь. — Руки мои перестали быть крыльями…»

Только он это подумал, а из-за кустов, усыпанных алмазами, возник бог. И там, где он ударил посохом, тотчас же образовалась дыра, через которую очень хорошо стало видно землю.

Хотя люди там внизу и казались меньше мурашек, но Олесь сразу узнал своих друзей, игравших во дворе на Сербской улице, и заторопился к ним.

И вот уже Олесь, подобно знаменитому артисту Дугласу Фербенксу в кинокартине «Багдадский вор», спускается с неба по верёвке.

Вдруг — стоп!

«Гей, пан бог! — крикнул изо всей силы Олесь, задрав голову и болтая босыми ногами в воздухе. — Чего ж вы там? Опускайте! До земли ещё далеко! Опускайте!»

«Не могу! — отозвался бог. — Верёвка кончилась».

Глянул Олесь вниз, а там море бушует.

«Чего ж теперь делать?» — дрогнувшим голосом прокричал Олесь.

«А видишь, по морю фрегат плывёт? — раздался божий голос, — Если плюнешь а попадёшь прямо на палубу, сразу и очутишься во дворе на Сербской улице», — посулил бог.

«Тьфу! Тьфу!» — стал плевать Олесь.

И тут же проснулся от звонкой пощёчины.

— Ты что расплевался, дурень набитый! — утирая передником лицо, возмущённо кричала тётя. — Я его бужу, а он мне всё лицо заплевал.

— А мне бог велел плюнуть… — начал было оправдываться Олесь.

Тётя будто опять чего-то испугалась, как ночью. Она поспешно осенила себя крестом, затем приложила ладонь ко лбу Олеся, велела показать язык, после чего прищурилась и не очень сердито проговорила:

— Уже взял новую моду — притворяться? Марш пить чай да пойдёшь с Ивасиком погулять на гору.

Олесь вмиг натянул штаны, в два прыжка очутился на кухне, умылся, позавтракал.

— Хорошенько приглядывай за дитём, — наставляла тётя.

Из

окна, сквозь чугунное кружево забора, тётя заметила, как Олесь поставил под каштаном ребёнка, а сам побежал назад к забору. И она собралась было окликнуть: мол, что там с тобой приключилось? Не порезал ли ногу о стекло? Но не успела она и рта открыть, как Олесь уже подхватил на руки Ивасика и юркнул в чащу орешника, среди которого петляла едва приметная тропинка.

Олесь с ребёнком на руках минуту постоял в раздумье, провожая глазами трамвай, ползущий в гору, точно майский жук. Можно бы сесть на трамвай и поехать к татку Ивасика. Олесь тайком от тёти уже не раз с Ивасиком навещали доброго татка. Он им покупал мороженое. А Ивасику подарил забавную игрушку-свинку, которая «пиликала» на скрипке. Малыш с ней не расставался ни за столом, ни в постели и, засыпая, нежно прижимал игрушку к груди. Только два раза свинка не ночевала дома: один раз Ивасик забыл её у своего татуся, а другой раз она была потеряна возле каменного льва на Княжьей горе. После мучительных поисков свинку нашёл в траве Василько и отдал Ивасику.

— До татка хочешь? — спросил Олесь.

Ивасик даже запрыгал от радости.

Рискуя покалечить себя и ребёнка, цепляясь одной рукой за обнажённые корни деревьев, Олесь проворно начал спускаться самым кратчайшим путём к трамваю.

Но в самую последнюю минуту стало жалко разменивать монету, прежде чем её увидят друзья.

Не обращая внимания на бурный протест Ивасика, Олесь пробежал по главной аллее парка до домика садовника, а там начал спускаться по склону горы к Рыночной площади, откуда рукой подать до Сербской улицы.

Как и ожидал Олесь, деньги произвели на друзей потрясающее впечатление.

Йоська Талмуд с видом знатока попробовал монету на зуб, и довольный блеск в глазах мальчика без слов сказал: «Не фальшивая!»

— Давайте на все деньги купим белого хлеба и колбасы, — предложил Василько.

Понятное дело, против белого хлеба и колбасы Петрик не возражал, но добавил: хорошо бы ещё купить таких же самых конфет, какие однажды Олесю принесла тётя.

Ивась, услышав про конфеты, категорически потребовал:

— Конфе-е-ет!

А Йоська рассудил так:

— Кушать даже каждый дурак умеет, чтоб я уже так был здоров. Лучше пойти в «Атлантик», там показывают — оф-оф — какой знаменитый фильм под названием «Граф Монте-Кристо!»

Олесь вздохнул, немножко помолчал и со злостью сказал:

— Не люблю я графов!

— Так Монте-Кристо совсем не настоящий граф! Чтоб я так жил, он матрос! — возбуждённо зажестикулировал Йоська. — Даже моя мама, — а вы же знаете, она у меня без кино жить не может, — так даже она, чтоб я так был здоров, ещё никогда не видела таких благородных людей, как этот Монте-Кристо! Ну, а в мастерскую, где мама шьёт, чтобы вы таки это знали, тоже заходит немало элегантных, образованных, порядочных людей… Оф, его так мучили в крепости!