Тайна Высокого Замка
Шрифт:
— Побоитесь бога, пане управитель, — испуганно забормотал старик. — С вашего тартака [20] его могут угнать в Неметчину… Люди говорят, уже и таких угоняют…
— Не болтай чепухи! — раздражённо, жёстким тоном, надменно бросил управляющий. — Завтра с утра пусть явится!
И, не взглянув на старика, вышел, шумно захлопнув дверь.
— На вот, выкуси! — свирепо вскочил дедушка, показав кукиш. — Ох, кровосос!.. Так, так… Пойду к графу, в ноги поклонюсь…
20
Лесопилка.
—
— Ах ты, господи! Да ты ещё не знаешь нашего змеюку-управителя… Это он тебя в Неметчину хочет угнать… Он с немцами заодно… Ох ты!.. Не было его тут, ирода, около двух лет, так народ голову поднял… Люди нарадоваться не могли… Как утекли граф и управитель в Варшаву, а тут, значит, советы зашли. Землю меж бедняков поделили… Пришли к твоему деду военные люди в зелёных фуражках, говорят: «Дедусь, а у вас хата вот-вот повалится…» Хорошие то были люди, внучек…
— Советские пограничники, — задумчиво промолвил мальчик.
— Одного… всего израненною… — голос Сильвестра упал до шёпота, — прячет у себя за кузней Петро Мороз… Я ему лекарствами помогаю.
— Вот здорово!
— Ты только смотри…
— За кого вы меня, дедусь, принимаете? — даже обиделся Олесь.
Эсэсовский карательный отряд обрушился на Лелеховку внезапно. С громкой бранью, толкая крестьян в спины прикладами автоматов, эсэсовцы гнали мужчин, женщин, стариков и детей к небольшому лесистому холму, под которым стояла хата кузнеца Петра Мороза.
Толпа у холма всё росла, росла, и голоса, теперь уже тихие, отдельные робкие возгласы, сдавленный шёпот, крик ребёнка сливались в гневный шум, какой царит в старом лесу перед бурей.
— Боже, они обливают Петра бензином! — испуганно крикнул кто-то в толпе. И сразу стало тихо, так тихо, что было слышно, как гудит за лесом лесопилка.
— Душегубы… — с болью прошептал Сильвестр, прижимая к себе внука.
Высокого роста, на целую голову выше своих палачей силач Петро Мороз смотрел с грозным презрением на тесно обступивших его гитлеровцев. Могучие руки кузнеца были выкручены и связаны за спиной, а на груди болталась доска с надписью: «Я партизан!»
Петра Мороза привязали к белой берёзе недалеко от его хаты. И вдруг, как по команде, каратели отскочили от берёзы. В то же мгновенье и кузнец, и белый ствол дерева вспыхнули.
— Дедушка! — ахнул Олесь.
Толпа глухо застонала. И тогда-то первым бросился на вооружённого до зубов карателя смуглолицый Степан Козак. Он вырвал у солдата автомат и, уложив на месте двух палачей, устремился к живому факелу, крича:
— Тушите! Тушите! Люди-и!..
Но не успел Степан Козак подбежать
Догадываясь, кто донёс немцам на Петра Мороза, Сильвестр понимал, что управляющий графа на этом не остановится.
— Нельзя нам назад до хаты… Схватят они меня, Лесь…
— Бежим в лес, дедушка. Там они нас не найдут.
И они благополучно скрылись в лесной чаще.
Дедушка был в лесу, как в родной хате. Каждую тропинку знал, казалось, с каждой птицей был знаком. Шли уже часов пять, когда Олесь не выдержал и спросил:
— Куда мы идём, дедусь?
— До одного моего друга, тихо ответил старик, с трудом дыша от усталости. — Да, годы своё берут… Видишь, одышка мучает…
— Так вы трохи отдохните.
Дедушка остановился и насторожённо стал прислушиваться. Сделал знак, чтобы Олесь ложился. Притаился и сам.
Хватаясь руками за ветки и поддерживая друг друга, брели двое в полосатых штанах и куртках.
— Лагерники… — прошептал Олесь.
А через несколько минут Юра уже обнимал Олеся, и, не замечая, как текут по щекам слёзы, торопливо, словно боялся, что не успеет рассказать о всех пережитых ужасах, говорил, говорил, говорил…
— Ов-а, хлопцы, больно одёжа ваша меня пугает, — озадаченно качал головой Сильвестр. — А помочь вам, ясное дело, надо…
Лесничий был другом детства Сильвестра Борандия, любил его, как родного брата, но даже он побоялся дать приют беглецам в полосатой одежде.
— У меня тут поблизости немцы. Слышите?.. Это они бросают в озеро гранаты, глушат рыбу… Как нагрянут сюда, найдут, мне капут!
— Не спрячешь, погибнут хлопцы, — хмуро проговорил старый Сильвестр.
После трудной душевной борьбы, лесник сжалился над беглецами, пустил их на чердак. Дав им туда ведро волы, немного хлеба и сушёных яблок, он замкнул Юру и Франека на чердаке.
Минуло две недели, но немцы не навещали домик лесника, будто забыли, что он существует.
— А всё же надо уходить, — сказал как-то Франек. — У меня во Львове дядя Стах живёт…
— Я во Львов не пойду, — отрицательно качнул головой Юра. — Хочу к партизанам. Слышал, лесник говорил, они где-то тут близко…
Было решено, что Франек и Олесь утром следующего дня начнут добираться во Львов. Это была очень тяжёлая задача, потому что поезда теперь ходили только военные.
Юра в серых холщёвых штанах и постолах, старенькой свитке и высокой чёрной бараньем шапке был похож на местного паренька. В мешке за плечами лежало несколько чёрных сухарей и топорик, подаренный лесником.
— Когда кончится война, я вернусь и поблагодарю вас, добрые люди, — низко поклонился старикам Юра.
Сильвестр обнял юношу, поцеловал в голову и сказал.
— Возвращайся, сынок, живой и здоровый.
Глава восьмая. Бандиты