Тайна Высокого Замка
Шрифт:
— Видно, на Стрелецкую площадь. Там сегодня будут казнить партизан, — отозвался пожилой мужчина, идущий рядом с Петриком.
— Зачем же детям глядеть на эти зверства?
— Тише…
Вот и Стрелецкая площадь. Все прилегающие к ней улицы и переулки оцеплены солдатами в землисто-зелёных мундирах и касках.
Народ сгоняют к холму, что против красноватого кирпичного дома пожарной службы.
На склоне холма, как раз под двумя каштанами, палачи вырыли небольшую земляную террасу. Там и стояли сейчас смертники, хорошо
Шагах в десяти от них зловеще застыл полукруг немецких автоматчиков в касках.
И вдруг сердце Петрика сжалось, в висках часто и больно застучало. Ему показалось, что там, на холме, стоит его отец.
Мальчик в отчаянии бросился вперёд. Кто-то резко ударил его локтем в шею, чей-то сапог наступил на его босые ноги.
— Куда?! — отшвырнул Петрика мастеровой в комбинезоне.
И вот в просвете толпящихся спин мальчику ещё раз удалось увидеть стоящего на холме высокого человека с большим выпуклым лбом, на который упрямо спадала ровная прядь светлых волос.
У Петрика перехватило горло. Он не вскрикнул, не застонал, а словно весь окаменел. И только широко открытые, неподвижно устремлённые на холм глаза переполнились слезами.
Петрик видел всех, кто стоял рядом с отцом. Вот и молодой человек в очках, похожий на учителя, что по условному звонку и паролю впускал его в квартиру на улице Коперника… А те — нет, Петрик их не знает…
У самого дерева стоит старушка со связанными за спиной руками. Платье у неё разорвано. Ветер перебирает её серебристые волосы, и прячутся в морщинах слёзы, текущие по щекам.
Эта старая полька приютила у себя двух еврейских детей. Их родители замучены в Яновском лагере. По закону «нового порядка» Ядвига Левандовская — так зовут старушку — сейчас умрёт.
— Ай-ай! Кто мог бы помыслить, что он станет партизаном! Просто ужас! — закатила глаза пани Рузя, драматически сжав руки. В эту минуту она была особенно некрасива.
— Кто? — неожиданно наклонился к ней элегантный пан.
Какое-то мгновение кухарка с опаской смотрела на незнакомого элегантного пана.
Ах, пан так вкрадчиво заглядывает ей в глаза…
— Там, справа, Михаль Ковальчук, — кокетливо отвечает желтозубая пани Рузя.
— Пани его знает?
— А как же! Его дети…
— У него есть во Львове дети?
— Так, проше пана. Ах, ах, и я им верила, что Ковальчук поехал на работу… Ах, пропали мои деньги, как капля воды в реке… И эта его дочка…
Народ глухо застонал, как стонет лес в ненастье.
Точно рыба, выброшенная на песок, Петрик несколько раз открывал рот, желая что-то крикнуть, но голос у него отнялся…
Но Петрик ещё успел увидеть: отец сделал два трудных шага, будто шёл навстречу сильному ветру, и что-то крикнул народу.
— Фойер [29] ! — рявкнул гауптман [30] ,
Вихрь огня обрушился на холм.
Отец стоял. Ветер донёс Петрику родной голос:
— Народ отомстит!..
И… отец упал. А гитлеровцы стреляют еще и ещё…
Тишина, которая наступает потом, полна такой угрожающей ненависти, что убийцы в стальных касках прячут глаза от толпы.
29
Огонь!
30
Капитан.
Ветер обрушивается внезапно. Разметав свинцовый дым, он взметает пыль, кружит её. Потом набрасывается на деревья и злобно раскачивает их, будто хочет вырвать с корнями.
Петрику кажется, что он ослеп. Ноги подкосились, и он бы упал головой на булыжники, если бы чьи-то руки не подхватили его. Из забытья до него, словно из глубокого колодца, дошло:
— Петрик… я хочу тебе помочь…
Как только грянул первый залп, и под каштанами земля окрасилась кровью, пани Рузя захотела поскорее уйти отсюда.
— Постойте, прошу вас, — придержал её за локоть элегантный пан.
— О, я не могу на это смотреть… — пани Рузя трагически воздела к небесам очи.
— Один момент! — решительно взял её под руку элегантный пан. — Вам придётся пройти со мной в полицейский комиссариат.
— Езус-Мария! Я ничего не знаю… упиралась кухарка.
Но это ей не помогло.
От Песчаной горы стремительно надвигались чёрные косматые тучи. Над площадью вспыхнула молния. А следом по бурому небу покатились тёмные волны. Ещё тревожнее забилась листва на акациях и каштанах, заметались ласточки, едва не касаясь крыльями людских голов. Ударил гром, и почти одновременно на людей обрушился град.
Теперь солдаты были уже бессильны сдержать человеческую лавину. Она разорвала их цепь и растеклась по соседним дворам и улицам.
Петрик очнулся на руках Франека. И он не обрадовался долгожданной встрече, а ужаснулся. Рядом на кирпичной стене висел большой портрет Франека, а под ним крупно чернело: «5000 марок тому, кто отдаст в руки властей живого или мёртвого…»
Петрика трясло в нервном ознобе, которым сменилось обморочное оцепенение. И он, наконец, нашёл в себе силы прошептать:
— Уходи скорее… Тебя убьют…
Голос Петрика прозвучал так слабо, так издалека, что и самому показалось, будто сказал не он, а кто-то другой. И снова зашумело в ушах, снова навалилась тяжёлая тьма.
Франек, вздрагивая от толчков бегущих с площади людей, нёс на руках Петрика.
В каком-то подъезде юноша усадил Петрика на кафельные плиты пола, а сам осторожно выглянул за дверь.
— Франек… Уходи скорее… Они тебя схватят…
— Тсс, — склонился над Петриком юный партизан.