Тайная библиотека. Рыцарь Дальней стороны.

Гир Александр

Все это принц разглядел в одно мгновение в свете тройного масляного светильника, который сам собой возжегся на столе, едва друзья вошли в комнату.

Птица громко приветствовала вошедших: хлопала крыльями и тянула раскрытый клюв к Витольду. Теперь принц Корфул разглядел сокола.

— Здорово, приятель! — проговорил Витольд, аккуратно поглаживая птицу по клюву. — Ну не сердись, ты же понимаешь, что я был страшно занят. Вот видишь, гостя привел. Да, конечно, рыцарь, ты как всегда проницателен, Фьют. Только об этом не надо никому говорить.

Принц подошел поближе, с любопытством слушая этот разговор.

— Замечательный сокол, — сказал он негромко, понимая, что с чужой

хищной птицей нужно быть как можно осторожнее.

— Его зовут Фьют, и он приветствует вас, ваше высочество.

Принц усмехнулся, но отвесил легкий поклон.

— Ты понимаешь язык птиц?!

— За всех птиц не поручусь, птичьих языков много, а вот Фьюта я понимаю хорошо, впрочем, как и он меня. Он настоящий товарищ.

Сокол снова расставил крылья, что-то проклекотал, усердно кивая головой.

— Он радуется, что я хвалю его в присутствии сына короля Эркора.

Принц рассмеялся.

— Я вижу, вы воспринимаете мои слова как шутку, ваше высочество, — серьезно проговорил хранитель, — а между тем Фьют говорит, что сразу узнал в вас сына Эркора, поскольку видел вашего родителя, когда тот гостил у короля Магнуса.

Принц покачал головой.

— Насколько мне известно, мой отец был в Баргореле лет восемь назад.

— У птиц память лучше, чем у людей, если они что-нибудь увидят, то помнят об этом всегда.

— Гм, возможно, — уклончиво ответил принц Корфул.

— Однако, — деловито сказал Витольд, — я должен ненадолго вас оставить. Мне нужно срочно узнать, зачем все-таки меня искал король. Побудьте здесь, ваше высочество. Фьют! — обратился он к соколу. — Сегодня мне кормить тебя нечем, так что ты уж сам позаботься о своем пропитании.

Не прошло и минуты, как принц остался в комнате один: Фьют сквозь раскрытое хранителем окно вылетел на охоту, а сам Витольд через дверь удалился в неизвестном направлении.

Принц стал разглядеть комнату ученика чародея. Диковинной была это комната, диковинными были здесь все предметы. Но вскоре принца обнаружил, что мысли его далеки от здешних диковин, что они бродят где-то по дворцу, пробуждая в воображении смутные и не имеющие ничего общего с действительностью образы: интерьеры комнат, галерей, залов и лестниц… Они бродят и ищут принцессу. Лукавить больше было невозможно: Корфул понимал, что действительно боится встречи с принцессой Аделиной, боится, как не боялся еще ничего на свете, боится странным, неизвестным прежде страхом, боится… и в то же врем горячо желает этой встречи. Потому его и не занимают чудесные вещицы Витольдовой лаборатории, потому и мысли его лихорадочно носятся по незнакомому замку, пытаясь угадать, где находится принцесса, угадать для того, чтобы не быть застигнутым врасплох.

Внезапные звуки — лязг железа и человеческие голоса — вывели принца из задумчивости. Он различил звон легких мечей и возгласы дерущихся, но далеко не сразу понял, что это означает. Дверь комнаты была всего лишь прикрыта. Принц выглянул в коридор. Как он и предполагал, дверца, ведущая в фехтовальный зал, была распахнута. Звуки доносились оттуда. Теперь уже не было сомнения, что в зале фехтуют.

Ратное искусство, что вполне естественно, куда больше интересовало принца, нежели сомнительные тайные науки, которым посвятили себя король Магнус и его ученик. Корфул прошел по коридору и заглянул в зал. Фехтовали два рыцаря. Один очевидно тот, которого Витольд называл маршалом, крепкий, матерый воин, а другой, поменьше ростом и более изящного сложения. Это позволяло ему двигаться проворнее и ловчее, что было очевидным преимуществом при владении изобретением анкейский мастеров. Длинный и тонкий, с ромбовидным сечением, клинок анкейского

меча предназначался для того, чтобы поражать противника, защищенного броней. Нужно было нанести очень точный и достаточно сильный удар куда-нибудь в стык пластин панциря или же в щель забрала. Не смотря на то, что бой был учебным, принц, следил за ним с увлечением. Молодой рыцарь (так он окрестил бойца поменьше), как назойливый овод, нападал на маршала: делал ловкие выпады, быстро отскакивал назад, молниеносно менял направление атаки. Маршал из-за своего богатырского сложения был удобной мишенью, но он демонстрировал чудеса обороны. Оставаясь практически неподвижным, он парировал все выпады молодого рыцаря столь умело и сильно, что дважды выбивал меч из его рук. Неизвестно почему, но Корфул очень быстро встал на сторону молодого рыцаря: искренне радовался его удачам и огорчался промахам. По его оценке, тот был достаточно опытным и сильным бойцом, и принц всерьез спрашивал себя, сможет ли он победить такого молодца.

Фехтовальщики делали короткие перерывы. Не поднимая забрала, маршал давал кое-какие советы, хвалил или журил ученика за промахи.

— Сегодня вы явно в ударе, — рассмеявшись, сказал маршал во время одной передышки. — Вас вдохновляет завтрашний турнир?

— Не столько вдохновляет, сколько злит, — отозвался молодой рыцарь.

— Но почему? — удивился маршал. — Ведь завтра Норриндол получит наследника престола, а принцесса — жениха.

— Вот именно, маршал! В первую очередь награду получит Норриндол, а принцесса — то, что останется. Ведь никто не спросит ее, понравился ей победитель турнира или нет.

— Да как же он может не понравиться! Я не знаю, как в Тыштыроне или Горрогане, но у нас в Благословенном Крае сила с красотой неразлучны.

— Для того чтобы полюбить человека, одной красоты мало, — не унимался молодой рыцарь, принимавший, как показалось Корфулу, очень уж горячее участие в судьбе принцессы.

— Ах да, — не без иронии заметил маршал, — я что-то слышал о клятве принцессы… но не верил, что такое безрассудство может войти в голову дочери короля Магнуса Мудрого.

— Это не безрассудство, господин маршал! — в запальчивости выкрикнул молодой рыцарь и сорвал с головы шлем.

На закованные в латы плечи упала россыпь каштановых сверкающих волос, несколько локонов, влажных от пота, прилипли к высокому лбу, щеки горели румянцем, а огромные карие глаза, источающие молнии, были устремлены на маршала. Корфул обомлел: молодой рыцарь, которому он так симпатизировал, оказался девушкой. Но этого было мало: негодующая девица была как две капли воды похожа на юношу, с которым Корфул столкнулся в трактире. Еще никогда в жизни он не испытывал такого потрясения: ни год тому назад, когда на охоте в Аранских скалах на его плечи сзади кинулся горный барс, ни два года назад, когда на «Турнире доблести» в полном боевом снаряжении он переплывал залив Хорль и внезапно поднялась страшная буря. Сердце его замерло, затем ударило с такой силой, что, казалось, голова разлетится на тысячу кусков, и заколотилось, как сильная птица, осознавшая, что угодила в силки.

Все это произошло во мгновение ока. А спор девушки с маршалом между тем продолжался.

— Да, я дала слово и не нарушу его, — говорила девушка, подходя к рыцарю, — Именно потому, что я дочь короля Магнуса Мудрого и праправнучка королевы Ферты.

— Но, ваше высочество… — хотел было возразить маршал.

— Что, мое высочество? Или вы забыли, что король Тим Отважный не участвовал в «Турнире короны»…

— Но король Тим доказал свое право на руку принцессы и на корону Норриндола в схватке с горным троллем, опустошавшим Оймен, — не сдавался маршал.