Тайная история лорда Байрона, вампира. Раб своей жажды

Холланд Том

— Что это такое? — пробормотал я.— Никак мы в зоопарке?

Элиот не ответил, он все время подозрительно оглядывался, словно ожидая какого-то подвоха. Я тоже, видимо заразившись от Элиота, вдруг почувствовал страх.

Наконец карлик остановился у двери.

— Сюда,— выдохнул он.

Похоже, ему было трудно говорить. Он открыл дверь, Элиот поблагодарил его, а я ощутил, что страх перерастает в ужас, затуманивая мои мысли.

Элиот окал мою руку:

— С вами все в порядке?

На лбу его выступила испарина, глаза слегка выкатились, будто от ужаса, и я подумал, что сам я выгляжу не лучше. Странно, но меня как-то успокоило, что он чувствует

то же, что и я.

— Итак, Элиот,— произнес я,— встретим лицом к лицу самое худшее.

Я ожидал, что там, за дверью, нас ждет еще одна галлюцинация вроде уже испытанных нами. Вместо этого нас окутала тяжелая, красно-бархатная темнота. Несколько секунд мне понадобилось, чтобы привыкнуть к ней. Постепенно я понял, что там горят свечи, тонкие язычки огня. За ними проступили смутные силуэты Мебели, складки занавесей, богатых и мягких, как сама темнота, так что было трудно отличить одно от другого, и я почувствовал, что меня обволакивает, ловит в силки нечто тяжелое и живое. В воздухе стоял густой запах ладана, опиума и экзотических цветов. Темнота высасывала меня, и мне страстно хотелось бороться с ней. Только впереди, там, где полукруг свечей смыкался со стеной, темнота расступалась и занавески были раздвинуты. На стене висела освещенная картина, резко выделяющаяся бледным пятном на красном фоне. Портрет женщины. Лицо ее было похоже на лик одной из статуй в альковах наверху. На этой картине, однако, женщина была одета по последней моде. Красота ее была настолько отталкивающей, что мне пришлось опустить глаза. И, опустив их, я заметил на полу чье-то распростертое тело. Похоже, это был раджа Одежда его насквозь промокла, на ноге — рана, лицо вымазано кровью.

Элиот подошел к нему и перевернул. Возле головы раджи стояло большое серебряное блюдо, полное густой темной жидкости. Я коснулся жидкости пальцем и поднес к свету свечей.

— Элиот,— прошептал я,— да это же кровь!

— Неужели?

Я содрогнулся, озираясь:

— В этом месте присутствует что-то... что-то...

— Что же? — поинтересовался Элиот.

— Что-то сверхъестественное!

Элиот добродушно рассмеялся:

— Полагаю, нам нужно оставить все естественные объяснения, соприкасаясь с такой теорией, как эта. И вообще,— он перевернул тело, одновременно пытаясь нащупать пульс,— это не тот случай, когда брошен вызов законам природы...

Что-то в его тоне насторожило меня.

— Так вы нашли разгадку? — вскричал я.

— В конце концов все оказалось очень просто...— ответил он.

Я всмотрелся в лицо раджи. Это было то же... и не то же лицо. Черты были те же, что я видел на лестнице служебного входа театра, но жестокость смягчилась и почти исчезла, а щеки, проступающие сквозь размазанную кровь, были розовые и полные, а совсем не бледные.

— Не понимаю,— удивился я,— это лицо раджи, но оно... почти до невозможности изменилось.

— Согласен с вами,— кивнул Элиот,— это была чудесная маскировка Даже я, когда впервые увидел его, не смог узнать.

— Так кто же это? — спросил я.

— Как кто? — не понял Элиот.— Конечно же сэр Джордж Моуберли.

— Он...

— О да. Жив и здоров.— Элиот бегло осмотрел рану на ноге сэра Джорджа.— Это от пули... Ничего серьезного... Но нам надо его вытащить отсюда как можно скорее...

В это время пламя свечей заколыхалось, а комната вокруг меня будто начала пульсировать, и я почувствовал, как меня затягивает какая-то сила Язык мой превратился в кусок кожи, а кости начали рассыпаться в прах. Мои глазные яблоки высохли, словно

оттуда была высосана вся влага. Притягиваемый неизвестной силой, я взглянул на картину на стене. Элиот, не отрываясь, тоже смотрел на нее.

— Вы чувствуете? — прошептал, я.

Он повернулся ко мне, но вдруг рассмеялся и покачал головой.

— Что это? — изумился я.

— Это, Стокер,— ответил он,— нечто вроде декораций в одной из пьес вашего театра: дом с привидениями... разные сопровождающие трюки... Но нет,— мотнул он головой,— здесь присутствует опасность, однако не от сверхъестественных сил. Противник перед нами дьявольский, но, увы, в человеческом облике... Пойдемте,— сказал он, подхватывая сэра Джорджа под руки,— нас не должны здесь застать. Наши заговорщики не возрадуются, узнав, что мы украли их трофей. Скорее, уходим отсюда...

Я взял сэра Джорджа за ноги и помог Элиоту поднять его, другой рукой открывая дверь. Я не помнил, чтобы закрывал ее, но молчал, не желая вновь подвергнуться насмешкам. Но все равно темнота в моем воображении затягивала меня. Тело мое настолько высохло, что руки и ноги, казалось, вот-вот зашуршат. Элиот тоже с трудом тащил ношу, будто он сильно ослаб, и, хотя он улыбался мне подбадривающе, лицо его побледнело и напряглось. Прежде чем выйти из комнаты, мы одновременно повернулись, чтобы взглянуть на картину в последний раз. Фигура женщины замерцала, комнату заволокло темным туманом, свечи погасли одна за другой, и все погрузилось во тьму.

— Ради Бога,— пробормотал Элиот,— давайте же выбираться отсюда.

Мы побрели по коридору. Сверху все еще доносились слабые звуки музыки. В конце коридора оказался большой холл, а на другой стороне холла обнаружились две тяжелые металлические створки, распахнутые настежь. Мы вышли через них и почувствовали, как нам на головы закапал дождь.

— Сюда! — Элиот указывал на мигающий газовый фонарь.

Пока мы шли, Элиот все время озирался, но никто за нами не гнался. Вскоре мы выбрались на главную улицу и почувствовали себя в безопасности, ибо на мостовой собралась большая толпа. Я удивился такому скоплению народа в столь ранний утренний час. Люди стояли в тени, поодаль от фонаря, и вначале трудно было понять, из-за чего они собрались. Над скорчившейся на земле фигурой навис полисмен. Элиот спросил его, что случилось, и констебль ответил, что на женщину напали и, возможно, убили. Конечно же, Элиот сразу предложил свои услуги. Склонившись над женщиной, он вдруг резко посуровел и взял руку несчастной за запястье.

— Скорее, дайте тряпку! — крикнул Элиот. Он перевязал запястье тряпкой, и сквозь ткань сразу проступило пурпурное пятно. Элиот взглянул на полисмена: — Вы что, не видели, что у нее запястье перерезано?

— У других тоже! — крикнула женщина из толпы.— Так и режут, так и режут тут всех подряд. Кому глотку режут, кого по телу режут, а кого и по запястьям.

— Всех подряд? — уточнил Элиот.

— Всех, всех вокруг,— кивнула женщина.

Из толпы раздались крики в ее поддержку:

— Полиция ни черта не делает! Им плевать на все! Все замалчивают!

Констебль, молоденький парнишка, только глотал воздух. Понизив голос, он рассказал. Элиоту, что ничего не знает об этом деле. Ротерхит — не его участок. Он приехал с северных доков расследовать стрельбу на Темзе, и, хотя никаких доказательств стрельбы не выявилось, он нашел женщину и постарался сделать все, что мог, несмотря на то что это не его территория.

Он нервно взглянул на окровавленное запястье женщины и снова глотнул воздух.