Тайная комната антиквара

Серова Марина Сергеевна

Раздумывая о том, какими способами можно решить этот весьма непростой вопрос, я поднималась в свою квартиру.

Попытка представиться какой-нибудь внучатой племянницей, которая разыскивает своего дядю и знает о нем только то, что семь лет назад он поделился с ближним своей почкой, — этот вариант здесь не проходил. Внучатая племянница должна, как минимум, знать имя дяди. А у нас и этого нет.

Ох, не миновать вам, Татьяна Александровна, конфликта с действующим законодательством! Похоже, на сей раз, чтобы получить нужную информацию, мне придется воспользоваться

поддельными корочками.

В моей душе еще живы были воспоминания о тех временах, когда я, недавняя выпускница Тарасовской академии права, еще не мечтавшая о карьере частного детектива, в поте лица трудилась на ниве госучреждения. Именно с тех времен самой любимой из всех корочек, которые имелись в моем распоряжении, было удостоверение следователя прокуратуры. Конечно, настоящее удостоверение у меня забрали сразу же, как только я переключилась на частные расследования. Но и то удостоверение, которым я располагала, тоже было очень хорошим. От настоящего почти не отличалось.

Да, удостоверение следователя прокуратуры, думаю, вполне подойдет. К тому же, если я появлюсь в клинике как лицо официальное, то мне и придумывать ничего не придется, чтобы обосновать законность и необходимость своих расспросов. Скажу, как есть: расследуем, мол, убийство Шульцмана, и необходимо установить, от кого ему во время о но была пересажена почка. Да, пожалуй, так и сделаю.

Оказавшись дома, я первым делом полезла в потаенные закрома, где у меня были припасены на черный день разные полезные штучки, и извлекла оттуда красивое и почти совсем настоящее удостоверение на имя старшего следователя городской прокуратуры Ивановой Татьяны Александровны. Я спрятала его в сумочку.

Вторым делом было подобрать к солидному документу достойную экипировку. Для этого я наведалась в закрома уже не столь потаенные и произвела небольшую ревизию своего гардероба. Довольно быстро я обнаружила там темно-синий костюм, вполне подходящий для осуществления моих целей. Классический пиджак и юбка чуть выше колена, по моему мнению, вполне соответствовали образу неподкупного следователя прокуратуры.

Жарковато, наверное, будет, ну да ладно, под пиджак надену тонкую майку, переживу.

Так, что там у нас осталось? Черные колготки, черные лодочки на каблуке, черная сумка… Что ж, думаю — вполне.

Пока я определялась со своим внешним видом на завтра, пришел Володя.

— Что хорошенького скажешь?

— Эх, Татьяна! Нет чтобы сначала приголубить мужчину, накормить, напоить, рассмешить… спать уложить, в конце концов. А она с места в карьер: «Что скажешь?»

— Это чтобы все то время, пока ты будешь есть, пить и смеяться, я изнывала от любопытства? Да ты садист!

— Спасибо на добром слове. Я же для нее старался, сведения добывал, людей уговаривал, и я же после этого… Ладно, ладно, попросишь ты меня еще…

— Давай уже, не томи. Узнал про кражи?

— Узнал. Всего за последние двадцать лет было три кражи. Две незначительные, одна шестнадцать лет назад, другая — десять. А последняя, самая крупная, произошла семь лет тому

назад. Вынесли очень много экспонатов, в основном картины. В нашем музее хранились очень ценные подлинники старых мастеров, несколько рисунков разных авторов и четыре эскиза. Все это было получено как бы в дар от столичных музеев в порядке обмена культурными ценностями.

— В порядке обмена, говоришь… Значит, не совсем в дар?

— Ну, в общем, да, не совсем. Но обмен производился еще в советские времена, так что, думаю, он был не очень равноценным. Ну что там мог отослать в столицу какой-то провинциальный музей? Вологодскую вышивку? Так что считай — в дар. Ты меня не перебивай… Значит, в последний раз, когда случилась эта самая крупная кража, среди прочего пропали и три рисунка очень известных мастеров… Все — наброски к картинам. Ну, впрочем, это тонкости, не знаю, пригодится ли тебе. Там, в списках, все обозначено.

— Списки краденого? Ты и их добыл?

— А как же! Мы все поручения выполняем добросовестно. Только вот не ценят нас… по заслугам.

— Ты же мой золотой!

Володя расплылся в довольной улыбке и продолжал уже с гораздо большим энтузиазмом:

— Теперь насчет рисунков. Музейные, конечно, заявили о краже в милицию, но такие дела обычно туго раскрываются. Серьезные экспонаты сразу оседают в частных коллекциях, иногда и сами кражи-то делаются под заказ… Ну, я же рассказывал тебе, помнишь?

— Да, да, конечно.

— Короче, редко что потом находят. Но списки украденного у милицейских были, и, видимо, наводку они, куда нужно, сделали. Проходит время, и — бац! — один из рисунков всплывает на аукционе в Москве. Представляешь?! Они уже и надежду потеряли, а тут вдруг…

— Подожди, а кроме этих рисунков, их что, больше ничего не интересовало? Другие картины. Ты ведь говорил, что кража крупной была?

— Нет, другие, конечно, тоже интересовали, но рисунки мастеров шестнадцатого века музейных интересовали в первую очередь. Один экспонат, значит, всплыл в Москве. Это был Тициан. А еще один эскиз, Леонардо да Винчи, взяли на таможне. Один товарищ пытался перевезти в Европу. Потом еще несколько картин появились на аукционах, в основном экспрессионисты, на них вдруг пошел спрос. И после этого — ни слуху ни духу. Все остальные полотна и третий рисунок как в воду канули.

— А третий чьим был?

— Третий был эскизом к картине Рембрандта. Там, в списках, все есть, потом сама посмотришь. Основную часть полотен не нашли. Зато года три назад, уж не знаю по какой благодати, несколько российских музеев поделились с нашим своими запасниками. Мол, Тарасовский музей постигло такое горе, он лишился значительной части своих экспонатов, давайте же по-дружески ему поможем, тем более что у нас самих условия для хранения не всегда идеальные. Собрали коллекцию. А когда нашим ее передавали, то приезжали эксперты из Третьяковки, чтобы оценить экспонаты, ну и официально все оформить. Я тогда тоже к ним примазался, несколько картин попросил оценить, ну и вообще, посмотрел, как работают, поднабрался опыта… Вот так.