Тайная Миссия
Шрифт:
Мраком и дикостью повеяло на кротов, ибо ритуалы Весеннего Равноденствия были особенно жестоки. Именно в этот день совершали грайки убийства и казни через протыкание носа во имя и во славу торжества Слова. Сначала в жертву приносили калек, потом престарелых, затем — больных и наиболее хилых младенцев. Приверженцы Слова избавлялись от них, как от ненужного балласта, распиная на проволочных шипах или подвергая иным, не менее страшным мучениям. Наиболее отвратительным было то, что тем самым осквернялось само место, где совершались эти ритуалы. Такому осквернению подверглись все знаменитые своим великолепием мирные тоннели Аффингтона: пролитая кровь, крики мучеников и проклятия, которыми
Зло имело цвет и вкус крови; после расправы грайки ушли, предоставив истерзанных кротов их тяжкой участи — медленному умиранию и неминуемой смерти.
Триффан и Спиндл до конца дней своих не забывали об этом зрелище. Их наверняка захлестнула бы черная волна ненависти, если бы не Босвелл, который не уставал повторять:
— Помните: грайки — тоже кроты, обычные кроты, как мы с вами. Свет и мрак неразлучны. Помни об этом всегда, Триффан, и не проклинай, их. Веди других вперед не с ненавистью, ибо это путь во мрак, но с любовью и верою в Камень. Помни об этом, помни и не забывай никогда! Это нелегко, но это, пожалуй, самое главное. — Затем, повернувшись к Спиндлу, настойчиво произнес: — Напоминай ему об этом постоянно, помогай не забывать, научиться прощать, и тогда сияние Камня пребудет с тобою и с теми, кто пойдет за тобой.
Но научиться прощать было неимоверно трудно. В одном месте, уже на поверхности, они наткнулись на старого крота с развороченной грудью, лежавшего среди мертвецов.
— Ты из каких мест? — участливо спросил его Триффан, который подошел к нему, чтобы оказать посильную помощь: мать, а затем и Босвелл научили его врачевать раны.
— Из Эйвбери, — задыхаясь, прошептал несчастный. — Мы все… оттуда. Грайки захватили поселение… многих убили сразу… многих — по дороге. Погнали нас сюда в начале марта… Лучше уж убили бы сразу… Теперь не осталось никого — нет больше Эйвбери, — бормотал он, тщетно пытаясь остановить лапами сочащуюся кровь, а она все лилась, орошая сухую траву, на которой он лежал. Босвелл, Триффан и Спиндл оставались с ним, пока он не испустил дух.
Так, никем не замеченные, они прошли через Священные Норы. Казалось, Босвелл хотел, чтобы они лучше запомнили все, что сотворили грайки с Аффингтоном.
Однако на следующий день к вечеру один из стражей обнаружил их, сообщил остальным, и вскоре стало ясно, что грайки организовали поиски. Отряды стражников методически прочесывали тоннель за тоннелем, а также окружающую местность наверху. Они производили это деловито, с устрашающей четкостью, и путники были вынуждены выйти наверх, подальше от спасительных ходов. Кольцо поисковых групп, обшаривавших каждый клочок осыпей, стал неумолимо смыкаться. Отряды переговаривались между собою условной серией резких ударов лап о землю, и Триффан, как самый сильный из троих, взявший на себя роль защитника, серьезно забеспокоился. Ночь настигла их возле самой вершины Аффингтонского холма. На севере, за спинами их преследователей, уходила во тьму долина Белой Лошади, изредка освещаемая призрачным светом луны. Вокруг шумела под ветром сухая трава. Порывы ветра с каждой минутой становились сильнее, и ночные облака заметно ускорили свой бег. Ветер перемен… Время перемен настало для Аффингтона, для всего народа кротов… Внезапно с запада из темноты до них донесся еще один звук. Густой и торжественный, он длился всего какой-то миг. Это подал свой голос Поющий Камень.
— Ты знаешь, где мы сейчас находимся? — неожиданно спросил Босвелл.
— Конечно! — отозвался Триффан не без досады: он подумал, что, приведя их сюда, Босвелл без видимой необходимости подвергал их серьезной опасности. Здесь
Старческий голос Босвелла звучал ласково и безмятежно. Все трое стояли лицом к северу, откуда дул ветер. Сейчас Босвелл обратился к нему спиной и окинул взглядом ночной Аффингтон.
— Здесь были заложены священные традиции кротов, — начал он. — Здесь, в этом месте, хранили они свои секреты; здесь создавались правила и развивались науки. Здесь было сформировано и бережно хранилось то, что принято считать духом нашего народа, и здесь же впервые было услышано Безмолвие Камня. Здесь… — Голос Босвелла упал до шепота, и в нем зазвучала пронзительная печаль — печаль открытого сердца, привыкшего давать, а не отбирать, — и старческая тоска, тоска по тем временам, подумалось Триффану, когда так легко странствовалось по всему свету, когда не терпелось увидеть все собственными глазами… по тем временам, которые для Триффана еще только должны наступить. — Теперь и здесь… — произнес Босвелл.
«Теперь». Триффан вдруг осознал значение, которое вложил в это слово Босвелл. Страх отступил от Триффана, и, когда это произошло, ему стало слышно Безмолвие. Густое и надежное, оно обволокло Триффана, он вздохнул полной грудью, и на глаза набежали слезы. Безмолвие и было этим «теперь»; пребывание в настоящем — только это имеет значение, независимо от того, что именно вмещает это понятие настоящего времени.
Триффан обернулся к Спиндлу и почувствовал легкое замешательство, увидев, что тот безмятежно почесывается и даже зевает.
— Устал я, — сказал Спиндл. — Слишком много событий, слишком мало сна и сплошные передвижения. Да и страху я натерпелся вдоволь. По-моему, надо бы уносить отсюда ноги, пока целы, но если вы намерены еще разговаривать, то я пока лучше вздремну. — Что он и не замедлил сделать.
— Относись к нему бережно, Триффан, — тихо заговорил Босвелл. — Он всегда будет рядом, он будет любить тебя и помогать в твоем нелегком деле. Камень послал его тебе, как тебя — мне, для того чтобы я выучил тебя, для того чтобы ты вовремя напоминал мне о том, что я сам стал уже забывать, чтобы ты поддерживал меня своей верой, надеждой и заботой. И верный Спиндл, так же как ты для меня, станет тебе опорой в трудный час, именно тогда, когда ты не сможешь или не захочешь принять помощь ни от кого другого.
Босвелл ласково положил лапу на плечо Триффана и отвел его немного в сторону от того места, где улегся Спиндл. Земля странно вибрировала у них под ногами; давящая тьма нависла над Аффингтоном.
— Час нашего расставания близится, Триффан.
Тот попытался было возразить, но Босвелл только крепче сжал его плечо, призывая к молчанию, и продолжал:
— Ты хорошо усвоил все, чему я учил тебя…
— Но этого недостаточно! — прошептал Триффан. — Я почти ничего не знаю. Я пишу с трудом, мне еще столь-кому нужно научиться…
— Ты это сознаешь, что само по себе уже немало. Теперь слушай меня — и слушай хорошенько, ибо есть вещи, которые не следует повторять дважды: их нужно усвоить раз и навсегда. Когда учишься, самое важное — сосредоточить внимание. Ты сказал, что твои знания ничтожны. Давай-ка проверим все же, в чем они состоят.
Неожиданно Босвелл рассмеялся тем самым непосредственным, детским смехом, который Триффану доводилось столько раз слышать в первые месяцы их странствий, когда Триффан приставал к нему с вопросом, скоро ли Босвелл начнет учить его хоть чему-нибудь, а гот отвечал, что давно уже начал его обучать и в свое время Триффан это поймет.