Тайная Миссия

Хорвуд Уильям

Рун поглядел на него с брезгливостью:

— Думаю, этот тоже не годится. Ты как считаешь?

— Так же, — буркнула она и перекусила малышу горло.

— А вот эта, пожалуй, подойдет, — сказал он, указывая на маленькую, что лежала рядом с матерью. — Да-да, это, похоже, как раз то, что нам надо, — ты согласна?

— Да, — отозвалась Чарлок, удовлетворенно глядя на розово-серое существо, которое отвернулось от них и делало слабые попытки отползти подальше.

Многие утверждают, будто в то роковое мгновение, когда это несчастное существо появилось на свет, в этот самый глухой из тоннелей, устроенных сидимом по тайному приказу самого Сцирпаса, внезапно проник яркий луч солнца. Как сверкающий каскад, он пролился сверху,

сквозь раздвинувшиеся скалы, устремился вниз и разлился светлым пятном на черной поверхности глубокого подземного озера, омывающего Утес Слова. Этот луч на мгновение ослепил Руна и Чарлок, и они оцепенели, между тем как еще слепая малышка почуяла, что прекрасное находится где-то совсем рядом, и изо всех своих слабеньких сил потянулась к нему. В черном водяном колодце всеми красками заиграл отраженный солнечный свет. Его красота осталась запечатленной во внешности новорожденной. Но свет сделал еще больше: он зародил надежду, пусть совсем слабую, казалось бы, несбыточную, на то, что однажды, всего на миг, он проявит себя в едином акте милосердия со стороны той, что стала воплощением зла. Но вот свет исчез, все снова погрузилось во мрак. Остались только Чарлок, Рун и их зловещий умысел.

— Да, эта пусть живет, — сказал Рун, — но остальных уничтожить. Окропим голову новорожденной кровью ее братьев.

Чарлок улыбнулась, откусила головы у одного детеныша за другим, омыла единственную оставленную в живых их кровью, а тела потащила на поверхность на растерзание совам. Малышка одиноко лежала, попискивая в своем гнезде, а над собственной дочерью, отвратительный в своем бесстыдстве, раскорячившись, как самец над самкой, навис Рун, ее родной отец.

Вернувшаяся Чарлок рассмеялась, застав его в такой позе, потом оттерла его в сторону и, назвав жалкое дрожащее существо «красоточкой», неловко всунула ей в рот свой плоский сосок.

— Сильная будет! — заявил Рун.

— И хорошенькая! — добавила Чарлок.

— Моя! — сказал Рун.

— И моя — тоже, — отозвалась Чарлок.

— Ладно. Будет твоей до тех пор, пока не созреет, а потом заберу ее себе, — согласился Рун.

Их голоса напоминали шипение брачующихся гадюк, па которых случайно упал солнечный луч.

— Обучи ее коварству, научи не доверять никому, сделай ее сильной. Не смей говорить, что я ее отец, но научи уважать волю главы Тайной разведки.

— Твою волю?

— Не надо, чтобы она знала обо мне.

— Ладно. Я научу ее любить того, кто возглавляет сидим.

— Не любить, а желать его должна она — тебе ясно? Она возжелает, и я возьму ее — поняла?

— Будь по-твоему, Рун, — отозвалась Чарлок, благодушно взирая на маленькое создание. — Я сделаю так, что она будет желать тебя более, чем кого бы то ни было. Про то, что глава Тайной разведки — ее родной отец, она не узнает никогда. Я сделаю из нее достойную тебя подругу.

— Иначе я ее уничтожу.

— Не беспокойся, Рун, она станет такой, как ты хочешь.

Рун не отрываясь смотрел на малышку. Его лапы жадно шарили по хрупкому тельцу, отталкивающее сластолюбие было во всей его позе, а его пронзительные, горевшие странным огнем глаза между тем видели и отмечали все — даже ненависть во взгляде Чарлок. Ненависть к нему, к его похоти и к собственному ребенку.

Он рассмеялся и спросил:

— Как же нам назвать ее?

— Как тебе нравится «Хенбейн» — «белена»? По-моему, неплохое имя, — с мрачной улыбкой предложила Чарлок.

— Хенбейн, — медленно повторил за ней Рун. Что ж, неплохо. Пусть будет Хенбейн. Забери ее отсюда. Пусть ни одна живая душа, особенно тайный сыск, не догадается, кто она такая. Придет день, и я сделаю ее Глашатаем Слова. Береги ее, как зеницу ока.

— Я буду держать ее при себе, пока она не вырастет.

— Да. И потом отдашь ее мне.

— Хорошо, Рун. А как же я?

Рун безразлично пожал плечами:

— Ты выполнила свой долг

перед Словом: родила ту, что завоюет для Него все земли кротов. Я пошлю с тобою двух самых преданных своих агентов, чтобы они проводили вас на юг. Они будут молчать. И все же, Чарлок… убей их.

У Чарлок заблестели глаза.

И Рун ушел; вскоре в путь отправилась и Чарлок с ребенком. Она унесла дочь на юг, в места, именуемые Ромбальдскими болотами, подальше от страшной Тайной разведки. Там, где когда-то правил гигант Ромбальд, в бесплодном голодном краю, где теперь влачили жалкое существование одни калеки и слабоумные, Чарлок расправилась со своими сопровождающими. Она осталась жить одна, обучая дочь черной магии и запретным ритуалам. За все кротовьи годы, пока девочка не вступила в пору зрелости, она не общалась ни с кем, кроме матери. Постепенно, шаг за шагом, та внушала, что ей пет равных ни в чем, что она достойна всего самого лучшего. И единственным, в чьей власти было дать ей все самое лучшее, является глава Тайной разведки — гак называемого сидима. Когда настала ее первая девичья весна и Чарлок заметила интерес дочери к самцам, она стала приводить к себе кротов для совокупления и устраивала так, чтобы Хенбейн могла все слышать: она хотела распалить ее чувственность.

— Я тоже так хочу, — заявила однажды Хенбейн.

— Не спеши, моя радость. Тебе еще нельзя. Эти все недостойны тебя. Ты должна беречь себя для главы сидима.

И та поверила в свое высокое предназначение и научилась презирать всех, кого приводила к себе мать, и научилась бесстрастно наблюдать, как они потом умирали. Уже в те годы она познала сладость похоти и убийства.

Между тем, пока Хенбейн взрослела и хорошела, Рун укреплял свои позиции внутри сидима и преуспел в расширении сферы его деятельности. Когда во главе Тайной разведки еще стоял Слит, он услал молодого Руна на юг, очевидно, в надежде, что тот не вернется живым: в то время на юге свирепствовали болезни, и ни один из грайков, отправленных на разведку в Семь Систем, не возвратился назад. Однако Рун вернулся. Он вернулся, раздобыв множество полезных сведений, и по возвращении заявил Слиту, что настало время распространить власть Слова на все южные территории. Кроме того, он назвал существующую систему работы сидима устарелой, слишком замкнутой и потребовал ее изменений.

Именно тогда он и переманил себе в подруги Чарлок — одну из молоденьких фавориток Слита. Благодаря ей, он проник во все секретные замыслы Слита, а потом она принесла ему дочь.

Обо всем этом Чарлок не сказала Хенбейн ни слова.

— Твой отец тебя не любил. Он тебя презирал, он ненавидел и бросил тебя, — говорила Чарлок, не называя его имени. — Для тебя должен существовать лишь один — глава сидима. Одного его тебе надлежит любить и почитать. Настанет день — и он станет помогать тебе, руководить тобою и откроет тебе учение о Слове.

Этот день наконец настал, и Рун серьезно задумался над тем, кого именно из доверенных агентов ему следует послать за Хенбейн в Ромбальдские болота. Он должен отличаться хитростью и умом: Чарлок едва ли с легкостью согласится отпустить от себя взрослую дочь.

После долгих размышлений Рун остановил свой выбор на кроте, который состоял в сидиме, — кроте со свернутым набок рыльцем, кроте, связанном с ним узами верности и преданности, как трупное разложение связано с телом мертвеца. Это был молодой Уид из Илкли. Как и все его земляки, он был умен и хитер. Услужливый, исполнительный, он с успехом скрывал свой ум и без рассуждений выполнял все самые деликатные поручения Руна. Именно Уид устроил так, что Слита в конце концов повесили за нос. Он науськивал одного предателя против другого и вынуждал их добровольно разоблачать друг друга. Уид много знал и никогда ни о чем не проговаривался. Уид был способен сломить волю любого, войти в доверие к кому угодно. Да, именно Уид сможет приручить Хенбейн и выдать ее потом Руну.