Тайная Миссия
Шрифт:
— Что ж, — как можно увереннее отозвался Спиндл, — пожалуй, сойдет, только бы никому сейчас не вздумалось расспрашивать меня о свойствах здешних трав. Постепенно я уж как-нибудь сам в них разберусь.
Надо сказать, что в течение последующих дней им не пришлось испытывать на прочность свою легенду, поскольку Триффан счел разумным после того, как они оставят за собою Аффингтон и уйдут от преследователей, остановиться где-нибудь в уединенном месте. Там они смогут передохнуть, насладиться приходом весны, оправиться от пережитого и набраться сил. Затем, в конце апреля, с установлением сухой,
О том, где именно укрывались Триффан и Спиндл в этот период, ничего доподлинно не известно, хотя многие поселения к северу от Аффингтона стремятся приписать эту честь себе. Некоторые утверждают, что это был лежащий в низине Лифорд, другие называют расположенный западнее Чарней, родину Скиста — святого старца, которого знавал Босвелл. Третьи же полагают, что Провидение в лице Камня позволило им продвигаться значительно быстрее обычного, и считают местом их остановки Пьюсей — древнее, тихое поселение, расположенное еще дальше к северу.
Однако серьезный исследователь избегает делать выводы при полном отсутствии фактов и играть в догадки. Тем, кого действительно занимает вопрос об этом спокойном отрезке в жизни Триффана, достаточно знать, что путники нашли тихое пристанище, где было много еды; место, опустевшее после мора, где они и прожили конец марта и первую половину апреля, до наступления теплых денечков.
Они научились существовать, не надоедая друг другу. Свободные от тяжкого бремени ответственности, которое Триффан и Спиндл несли в меру своих сил, они получили передышку, необходимую для того, чтобы каждый по-своему осмыслил горький опыт, приобретенный им за последнее время. Спиндл заметно располнел, если не считать ног, которые остались такими же тощими и длинными, как и прежде. Во всяком случае, он больше не выглядел столь жалким и затравленным, каким предстал перед Триффаном во время их первой встречи.
Сам же Триффан немного возмужал и стал держаться значительно увереннее, что обычно и происходит, когда настает время расстаться с наставником, на которого привык полагаться. Тогда начинаешь понимать, что тебе самому предстоит позаботиться о месте в этом мире и что вся ответственность за себя, а возможно, и за многих других, лежит на тебе.
Очевидно одно: за эти недели Триффан стал значительно сильнее. Потемневший, блестящий мех, серьезное сосредоточенное выражение глаз придавали ему значительность, даже некоторую величавость.
Сам того не сознавая, он излучал спокойствие — то, что дается истинной верой, которую он унаследовал от обитателей Данктона и которую столь успешно укрепил в нем Босвелл.
О том, как тяжко переживал Триффан разлуку с Босвеллом, нам знать не дано. Однако Спиндл догадывался об этом и, как мог, старался поддержать молодого писца: он взял на себя все заботы по ремонту тоннелей, поиску червей, уборке и обустройству. Он научился не нарушать молчания во время долгих размышлений Триффана или когда тот исполнял ритуалы, предписанные кроту его сана.
Они жили в одной норе, встречались там во время трапез и говорили о том, чем каждый
Как это принято у писцов, перед едой Триффан читал благодарственные молитвы, варьируя их в соответствии со своим настроением.
Иногда, в те дни, когда он особенно остро переживал отсутствие Босвелла и печалился о нем, Триффан читал ту молитву, которой научил его отец:
Будь с нами, Камень, кротами голодными.
Будь с нами, Камень, кротами сытыми.
И да не погрузится в бездны темные тело наше, И да не омрачатся души наши кроткие.
И да не погрузится в бездны темные тело наше,
И да не омрачатся души наши кроткие*.
(*Перевод Александра Чеха)
Однако вслед за весной настали летние дни, и Триффан, похоже, переборол горестное оцепенение. Он начал с большей определенностью говорить о планах на будущее, и его молитвы стали более радостными. Спиндл их особенно полюбил и впоследствии часто произносил сам:
С первою пищей, с утренней пищей,
С последним проглоченным червяком
Дай телу силу, дай душе радость,
О Камень!
И пусть пища в достатке пошлет нам сон сладкий,
О Камень!
Дай жадному много,
Дай хмурому юмор.
Расточающего же добро удержи,
О Камень!
Дай нелюбимому любовь свою,
И да будут все сыты и благословенны,
О Камень!
Если Спиндл чего не замечал и о чем даже не догадывался, так это о постоянной озабоченности, в которой пребывал Триффан с тех самых пор, как Босвелл возложил на него бремя ответственности за выполнение миссии, суть которой была ему до конца неясна. Миссии, которую ему предстояло осуществить во имя Безмолвия и которая, по всей видимости, заключалась в том, чтобы подготовить почву для прихода того или тех, кто откроет кротам великое чудо Безмолвия.
Правда, от Спиндла не укрылось, что временами сон Триффана бывал тревожен: он беспокойно ворочался, бормотал что-то о ярком свете, который будто бы ощущал на себе, о Босвелле, канувшем в этот свет, и о том, что ему нужна чья-то помощь. Иногда во сне Триффан яростно размахивал лапами, словно силясь сбросить с себя невыносимую ношу. Нередко он произносил имя Босвелла и плакал. Глядя на него, страдал и Спиндл: он с тревогой наблюдал за Триффаном, но, когда тот просыпался, воздерживался от каких бы то ни было замечаний.