Тайная Миссия
Шрифт:
Но среди этого блаженства Триффана на какой-то миг снова охватил смертельный страх при воспоминании о пережитом, о Босвелле и Хенбейн. Он обратил рыльце к Аффингтону и тревожно понюхал воздух. Возвратившись в их тесное убежище, он подумал о том, что здесь ему больше делать нечего.
Босвелл велел ему отправиться в странствие, искать поддержки, учить других тому, что знает сам. Судя по рассказам Спиндла и по его собственному печальному опыту, грайки представляли собою грозную силу, и недавнее их чудесное спасение наверняка следует приписать не удаче, а воле Камня,
Что же дальше? Времени у них оставалось крайне мало. Грайки наверняка скоро возобновят погоню, и единственное, чем он может помочь Босвеллу, — это последовать его указаниям и положиться на Провидение.
Чуть отступив от Камня, он повернулся в его сторону. Солнце пригревало мех, под лапами он ощутил отдаленную вибрацию и понял, что их путь к спасению лежит через Аффингтонскую Долину.
Между тем Спиндл наконец проснулся. Он вылез наружу, втянул в себя воздух и объявил:
— Вот славненько! Оказывается, уже весна!
Затем, довольно фальшиво мурлыча себе под нос какую-то мелодию, занялся поисками чего-нибудь съедобного, оставив Триффана без помех созерцать Камень.
Триффан принял надлежащую позу, которой научил его Босвелл, и, глядя на Камень, зашептал:
— Босвелл сделал меня писцом, о Камень, но я не достоин этого. Он поручил мне вести за собою кротов к Безмолвию, но я сам к нему не приобщен. Он велел мне отправиться в странствие, но я не знаю, куда идти. И потому сейчас, Камень, я взываю к тебе о помощи и вручаю тебе свою жизнь.
Затем Триффан смиренно склонил голову и стал молиться, чтобы Камень дал им со Спиндлом силу и волю.
Сколь долго длилась его молитва — не знает никто. Он не испытал страха, даже когда услышал, как движутся к ним грайки. Ведь что такое для крота время молитвы? Камню, а не самому Триффану всецело принадлежит оно.
Окончив молиться, Триффан решительно сказал:
— Что ж, раз я летописец, то, пожалуй, пора исполнять долг!
— Сначала поешь немного, — отозвался Спиндл, который терпеливо ждал, пока Триффан завершит молитвы, и они подкрепились тем, что Спиндлу удалось найти.
Согласно легендам, именно тогда, в преддверии надвигавшейся опасности, Триффан и начертал самое первое из своих заклинаний — начертал на голой земле, потому что ничего другого поблизости не нашлось. Он писал быстро, вдохновенно и, когда закончил, быстро пробежал когтями по начертанному, запоминая все слово в слово.
С волнением и робостью Спиндл следил за каждым его движением: он никогда не видел, чтобы записи производились вот так — под открытым небом. Аффингтонские писцы делали это во мраке тоннелей или нор, делали тайно, чтобы никто, кроме них, не видел, как это происходит. Здесь же Триффан будто испытывал особое наслаждение оттого, что писал под открытым небом и мог разделить свою радость с другими. Спиндлу казалось, словно Триффан говорит с самою землей, и он подумал, что, уж коли волею Камня ему, Спиндлу, выпало стать помощником Триффана, он отдаст этому все свое умение и все силы.
— Что тут у
К тебе я взываю, о Камень!
В делах наших,
В словах наших,
В желаниях,
И в намерениях,
И в выполнении задуманного —
Да пребудет мудрость, любовью рожденная.
Во сне и в мечте,
В покое и в размышлении,
В сердце и в душе —
Да пребудет мудрость, любовью рожденная.
И да поселит она Безмолвие в каждом из нас, И да не оставит нас любовь твоя,
И да будет уготовано нам Безмолвие твое, о Камень.
Они помолчали еще немного. Затем Триффан в последний раз взглянул вверх, туда, где горела золотом на солнце верхушка Камня, кивнул другу, и они направились в путь на восток, как велено было Босвеллом.
— Куда мы идем? — спросил Спиндл, следуя за Триффаном.
— Сначала в Бакленд на Темзе, туда, куда ходил твой господин Брейвис; затем в Данктон. Я обязательно хочу увидеть родные места перед дальней дорогой. К тому же там есть кому доверять. Во главе общины — мой сводный брат, Комфри, его нужно поставить в известность о наших планах. Может, там мы найдем тех, кто захочет присоединиться к нам, потому что дальше мы двинемся на север. Именно оттуда пришло зло и разрушение; там мы и должны будем преподать целительные уроки Безмолвия.
Они молча заскользили вниз по склону, прочь от Священных Нор, прочь от грайков; они не оглядывались назад, надеясь и веря, что Камень защитит покинутого ими Босвелла, так же как на протяжении всего пути охранит их самих.
Спустя короткое время, когда крики преследователей хриплым эхом раскатились по холмам и долинам, возле Поющего Камня появилась одинокая черная фигура кротихи. Тень ее легла на весеннее утро; мрачные глаза холодно сверкали, и к Камню она приблизилась без всякого страха. Когти и мех ее были черны, как уголь, походка тверда и решительна. Это была Хенбейн из Верна, дочь Руна, порождение зла.
Справа от нее вскоре появилась еще одна фигура. Это был уже немолодой представительный крот. Его звали Рекин. Слева стоял крючконосый Уид из Илкли, самый влиятельный из приближенных Хенбейн.
— Крот по имени Триффан и с ним аффингтонский служка побежали прямо сюда, — сказал Уид. — Наши бойцы, да и я сам, не могли за ними последовать.
— Не иначе как их спасла сила Босвелла, — с плохо скрываемой злобой проговорила Хенбейн. — Кстати, ты уверен, что этот Триффан не знает письма?