Тайная наследница
Шрифт:
– Ну, я не имел в виду девушек из рабочего класса, – отмахнувшись от нее, произнес преподобный, – или мужчин. Тебе нечего волноваться. Ты хоть все лето можешь тянуть за собой тачку на солнцепеке, и это не будет грозить тебе ничем, кроме крепких мышц на спине.
Бидди нахмурилась и принялась резать хлеб.
– Нет, только представители высшего класса способны испытывать неудобства, – сказал преподобный, отставляя пустую тарелку и поудобнее устраиваясь в кресле, – будущие лидеры нашей нации. Их эта отвратительная
Бидди зачерпнула на хлеб как можно больше варенья и намазала поверх щедро отмерянного куска. Она уже намеревалась съесть его на глазах у преподобного, но тут встретилась со строгим взглядом миссис Реттрей, возникшей из-за ведущей в коридор двери.
– Бидди! Ломоть недопустимо толстый. Ты что, забыла все, чему тебя здесь учили?
– Ничего страшного, миссис Реттрей, – сказал преподобный, забирая хлеб с вареньем из рук служанки. – Из-за жары я проголодался. Бидди все сделала правильно. Мне сейчас нужен ломоть потолще.
– Хорошо, преподобный, – произнесла экономка. – Пока вы едите, я позабочусь о том, чтобы Бидди больше вам не докучала.
– Я и не докучала… – попыталась возразить девушка, но миссис Реттрей резко оборвала ее.
– Каковы твои обязанности, девочка? – спросила экономка. – Что тебе еще надо сделать, прежде чем придет время подавать чай?
– Украсить веранду к Рождеству веточками зелени, когда их привезут на тележке, – вспомнила Бидди.
– Веточки уже привезли, и Квини уже украсила, – сообщила миссис Реттрей. – Что еще?
– Проследить за гусем?
– Я не начинала готовить. До этого еще целый день.
– Я имела в виду: проследить за тем, чтобы гусь в леднике не протух.
– Бидди! Я терпеть не могу твоего легкомыслия, – заявила миссис Реттрей. – Что еще? Перестань впустую тратить мое и свое время.
– Обдать кипятком и натереть трехпенсовые монетки для сливового пудинга преподобного. [10]
– Вот именно. А теперь иди и приступай к работе.
– Да, миссис Реттрей.
10
Старинная английская традиция. Считалось, что человеку, нашедшему монету в рождественском пудинге, весь год будет сопутствовать удача.
Зазвонил колокольчик над входной дверью. Экономка отправилась открывать.
Преподобный Флауэрс уставился на буханку хлеба, но Бидди сделала вид, будто не заметила его многозначительного взгляда. Она повернула единственный кран над рукомойником, желая наполнить водой металлический чайник. Трубы задрожали, издав звук, похожий на кашель…
– Какая жалость! – воскликнула Бидди. – Воды нет.
– Все из-за жары… – пробормотал преподобный.
Бидди едва ли отдавала себе отчет в том, что в голосе миссис Реттрей, стоящей у входных дверей, звучит изумление, близкое к благоговейному страху.
– Мне думается,
Пастор выразил определенное беспокойство, принявшись дергать себя за бакенбарды.
– Мне бы хотелось принять прохладную ванну…
– Ах, какая жалость! – воскликнула Бидди.
Экономка вернулась, и, заметив выражение ее лица, девушка ощутила, как по спине пробежал холодок.
– Миссис Реттрей… я… я ничего не могу поделать. Последнее время выкачивают очень много воды, – сказала Бидди.
– Помолчи, – произнесла экономка.
Преподобный Флауэрс понял: что-то не так.
– Что-нибудь случилось? – спросил он.
Глаза миссис Реттрей сверкали стальным блеском.
– В дверях дожидается ваша прихожанка, преподобный. Она пребывает в ужаснейшем смятении и, как ни неприятно мне вам об этом сообщать, пришла сделать заявление о весьма бесчестном поведении.
– Заявление? – вставая, переспросил пастор. – О каком бесчестном поведении идет речь?
– О неблагодарности, – уточнила экономка.
Бидди почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица.
– О чем, ради всего святого, вы говорите? Кто ко мне пришел, миссис Реттрей?
Экономка отошла в сторону, впуская наводящую ужас фигуру, облаченную во вдовье одеяние.
– Миссис Довс! – воскликнул преподобный, делая шаг ей навстречу. – О каком бесчестном поведении идет речь? Кто проявил неблагодарность?
Через час из крана тоненькой струйкой потекла вода. Она была коричневатого цвета и пахла серой.
– Единственная причина, по которой чай пользуется в этой стране такой популярностью, заключается в том, что сей напиток способен утаить от нас неприятный цвет жидкости, текущей из наших кранов, – произнес преподобный, принимая из рук миссис Реттрей чашечку подслащенного напитка.
– Лучший цейлонский чай значительно ее улучшает, – согласилась с ним экономка, прихлебывая напиток из своей чашки.
Они умолкли, прислушиваясь к шагам Бидди. Закончив складывать в сумку свои пожитки, она покинула маленькую комнатенку в задней части дома, которую делила с Квини, и теперь проходила мимо кухонной двери. Бидди остановилась и заглянула в кухню, до сих пор испытывая растерянность от того, как быстро ситуация приняла столь плачевный для нее оборот. Но дело сделано, решение преподобного было окончательным. После того что она наговорила, не могло быть и речи ни о каком повышении. Он больше не намерен смотреть ей в глаза или каким-либо иным способом признавать ее существование. Бидди приоткрыла было рот, чтобы сказать что-то в свое оправдание, однако ледяной взгляд миссис Реттрей пригвоздил ее к месту. Девушка промолчала. Стыд из-за случившегося и стремительность, с которой на нее обрушилось наказание, делали какие-либо разъяснения бессмысленными.