Тайная тетрадь
Шрифт:
Он привязал коня к столбу, легко ступая, подошёл поближе к говорящим и прислушался. Сперва они говорили о славе и доблести ГIусманил Нурмухаммада, о его подвигах и тут один добавил: «Как получилось, что жена такого прославленного храбреца принимает у себя по ночам вшивого пастуха?» Красная ярость застлала глаза ГIусманил Нурмухаммада. Пальцы закаменели на рукояти сабли. Душа его кричала, ему хотелось убивать, рассекать надвое. Сначала вот этих двоих, а затем пойти по селу, взмахом сабли забирая жизни всех, кто говорил или знал о его позоре. Но тут будто прохладная рука опустилась ему на плечо.
Нурмухаммад решил во всём лично убедиться. Если окажется неправдой, снести голову этим двоим, если окажется правдой… Он направился к дому, привязал коня и постучал рукояткой плети в дверь. В комнате засуетились, будто кто-то спешно одевался, и через небольшой промежуток времени дверь отворилась. Нурмухаммад перешагнул порог, тусклый свет лампады едва разгонял мрак, из которого выплыло к нему красивое белоснежное лицо, распущенные длинные косы и чёрные, словно угли, глаза.
— С возвращением, мой любимый, — пробормотала жена и обняла Нурмухаммада. Он виду не подал, не спросил, почему она открывает дверь, не зная, кто за ней, почему нет на ней чохто, а вошёл в дом, снял оружие, подал жене.
Та приняла его привычным ловким движением и повесила на гвоздь.
Прошла мучительная ночь в раздумьях. Когда рассвело, Нурмухаммад помолился и поручил жене приготовить еду на несколько дней, чтобы снова отправиться в поход на Кахетию.
Когда первые лучи осеннего солнца осветили большую веранду дома ГIусманил Нурмухаммада, всё уже было готово. Привели коня, Нурмухаммад ласково, как и раньше, попрощался с женой и отправился в путь. Ему казалось, что все аулы внутреннего Аваристана смеются за его спиной над позором, который терпит некогда прославленный герой. «Смыть это надо лишь кровью, да и кровью смоется ли?» — думал Нурмухаммад. Убить пастуха и жену несложно, это ведь может сделать любой, даже трус, который не способен больше ни на что. Неужели то же самое должен повторить я, ГIусманил Нурмухаммад, который не дал усомниться в своей отваге никому: ни врагам своим, ни друзьям?
В десятках километрах от дома он остановился. Отпустил коня пастись, а сам лёг под старым дубом. Короткий осенний день казался ему долгим как год. Наконец пришла долгожданная ночь. Нурмухаммад оседлал коня и направился в сторону родного аула. Ему казалось, что луна светит ярко, как никогда раньше. Шум Койсу превращался то в плач, то в смех, и ГIусманилав всё время оглядывался, словно кто-то окликал его сзади. Он спешился возле годекана, за квартал до отцовского дома привязал коня и, стараясь держаться в тени, по узким аульским улочкам прокрался к самым своим дверям.
ГIусманилав рукояткой плети постучал в дверь. Услышал какой-то шум, будто что-то упало. Потом шуршание, топот ног, и всё замерло. Он опять постучал. Раздались лёгкие шаги, и дверь открылась. У порога стояла жена. Она была в чохто и одета, будто и не спала. Нурмухаммад вошёл. Подозвал жену к себе, посадил рядом и сказал:
— Сейчас же иди, позови твоего отца и братьев. Я тут буду ждать вас.
Жена молча вышла на улицу, а ГIусманилав поставил стул у входа в дом и сел на него. Через какое-то время появились седобородый старик и трое его сыновей. ГIусманилав
— Вы у меня ничего не спрашивайте, я вас пригласил сюда, чтобы вернуть вашу дочь. С сего дня она мне не жена.
Отец и трое братьев в полной растерянности смотрели на него и молчали. Из комнаты вышла жена. Она вся тряслась от ужаса. Несчастная женщина была на волосок от смерти, только не знала, чья рука нанесёт удар первой: мужа или брата. Она сказала:
— Я всё собрала из моих вещей…
— Всё ли??? — спросил ГIусманилав и посмотрел хмуро на испуганную жену.
— Всё… — еле слышно пролепетала она.
ГIусманилав вскочил, повернулся к большой деревянной бочке для зерна, толкнул её ногой, и бочка перевернулась. Оттуда выпал и остался лежать на полу сжавшийся в комок и обхвативший руками голову несчастный пастух.
— А его для кого ты оставила? — спросил ГIусманилав, взял за ухо и поднял напуганного, дрожащего человека с беспомощным лицом. Трое братьев вскочили, готовые растерзать сестру. ГIусманилав схватился за рукоять сабли и крикнул:
— Кто тронет, башку снесу!!! Я вас сюда пригласил, чтобы вы были свидетелями для махара (брак).
ГIусманилав поставил махар своей бывшей жены с пастухом и поклялся перед братьями и отцом, что если хоть волосинка упадёт с голов этих двоих, весь род уничтожит.
Это всё осталось большой загадкой для воинственных аварцев-хиндалальцев. Они убивали, не моргнув глазом, за любой отход от норм шариата и адата. И тут самый отчаянный храбрец, чья слава распространялась за пределы Аваристана, вместо холодной стали или горячей пули подарил жене, которая его опозорила, сначала жизнь, а после и большой кусок самой дорогой ткани. Был ли это и правда подарок? Сшила ли женщина из этой парчи себе новое красивое платье? Почему-то мне кажется, что нет, не осмелилась. И подарить, продать или выбросить тоже не осмелилась. Думаю, эта парча лежала в их с пастухом нищем тёмном доме как проклятие, от которого некуда деться, как напоминание о вине и наказании. Но это я так думаю, а люди по сей день продолжают говорить и спорить об этом.
Предсказание по лопатке
Когда мы ужинали в отцовском селе, один старший родственник выбрал кусок баранины, аккуратно отделил мясо от кости, посмотрел на лопатку и положил обратно. Я тут же вспомнил детство и разговоры о том, как знающие люди делали свои предсказания по лопатке барана. Позже, когда ислам укрепил свои позиции, это стало считаться харамом, но народные суеверия и память о них кое-где остались. А я всегда был любопытным.
— И что там? — спрашиваю у родственника.
— Да так… Я не знаю ничего… Просто от старших слышал раньше: если есть углубление на головной части кости, это к смерти хозяина барашка или его лошади. Чтобы читать по лопатке, во-первых, нужен человек, который хорошо в этом разбирается, во-вторых тушу нужно очень аккуратно разделать, чтобы ножом не коснуться кости, это может дать ложное предсказание.
— Мне кажется это все чIанда (ерунда)… Люди запоминают такое, только если предсказание сбылось, а если не сбудется, то никто его и не вспомнит, — говорю я, провоцируя его на разговор.