Тайная тюрьма
Шрифт:
Ей хватило терпения еще на два года; она помнила свои идиотские слова, которыми встречала Джеба, вернувшегося из армии: «Я стойко хранила свою верность» («Вот дура!»). И вот тут ее терпению пришел конец: она бросила институт на втором семестре и влилась в компанию бывших морских пехотинцев. Они удивляли Лолиту своим братством, в котором напрочь отсутствовали сумрачные черты дембелей, глушащих водку при каждой встрече.
Поначалу в компании «котиков» она чувствовала себя прилипалой. Она ни разу не сказала Джебу: «Почему бы нам не отдохнуть вдвоем. Ты и я, больше никого».
У нее было много тайн, которые она прятала от родителей. Она всегда находила причину отвертеться на вопрос «Откуда у твоего Жени бешеные деньги?». Уже полгода они жили в трехкомнатной квартире и ездили на новеньком «БМВ» седьмой серии.
Лолка не разучилась ждать. Она всматривалась в морскую даль, отчетливо представляя, что творится на судне, взятом на абордаж командой Джеба. Матросы согнаны в кубрики, вахтенный офицер и рулевой лежат на ходовом мостике, капитан показывает место на корабле, где спрятана контрабанда.
Когда она впервые встретила капитана Абрамова, Лолка содрогнулась, поняв, кто этот человек. Она была готова представить команду Джеба за тюремной решеткой, однако флотский разведчик принес им настоящую свободу. И Лолке дал взлететь. Она улыбнулась, вспомнив его первые нежные прикосновения, его горячий шепот: «Я люблю тебя...»
— Еще виски, — попросила Лолита бармена.
Она не хотела опускаться до школьницы и самодовольно краснеть на вопрос: «Кого из нас двоих ты выбираешь?» Глупо. На дворе другое время, а под него остались лишь два цвета: естественный и бескровный. «Я выбираю жизнь такой, какая она есть, — снова вздохнула Лолита. — То есть у меня нет выбора. Да, нет выбора, точно».
Она запуталась, понимая, что дело не в ней, не в двух парнях, которых она любила, не в коротком списке, озаглавленном ею как «Список в твоем сердце». Противно до тошноты, когда кто-то чужой начинает играть на твоих чувствах. Оценивает их, облагает налогами, вымогает. Что остается? Что там в остатке? Ощущения? Это все, что остается от любви. Как пыль с любимой блузки.
«Оставьте нас в покое! Мы сами разберемся в наших чувствах!» Этот крик, раздайся он вовремя, отпугнул бы всех — Школьника и дипломированных выпускников, стоящих над ним.
Технари, пришло вдруг определение. Они все технари. Они не умеют прикасаться. Они щупают и ощущают. И ведь живут же, паразиты! — выругалась Лолка. Размножаются, гады! «Ты ощущаешь мои ощупывания, бесценная?» — «Еще бы! Вчера ковыряла в носу и ка-ак чихнула! Один в один ощущения».
«Боже, — схватилась за голову Лолка, — как меня накрыло с двойного виски!»
— Аста луэго, Рауль, — попрощалась она с барменом и вернулась в свою комнату. Глянув на кровать, она вынула из шкафа плед и устроилась на софе.
44
Западная
Спецназовцы вытянули притопленный «зодиак». «Могли бы и не топить лодку», — ворчал Николай. Скрываясь в семидесяти метрах от дока, бойцы видели все действия американцев. Они не вошли в док проверить состояние второй десантной лодки. Она выведена из строя, значит, русские позаботились о возможной погоне по реке. Американцы торопились убраться подальше от этого места, где можно было получить сильное отравление.
— Мишка играет по нашим правилам, — заметил Кок, работая ручной помпой. — А куда ей деваться?.. Весельчак, ты так и не опрокинул ее на спину?
— Я бы опрокинул. Если бы хоть изредка надевал килт и кружевное белье.
— Что, серьезно? Она розовая? — Кок недоверчиво покачал головой и выпятил губу. — Вот это клюква!.. Мы пока от поселка топали, разговаривали мирно, ничего «цветного». Я спрашиваю: «Значит, тебя зовут Мишель?» Она: «Я чуть не обоссалась со страху, а вы спрашиваете мое имя. Оно у меня из головы вылетело. Вы-то кто?» Я плечами пожимаю: мол, разве и так не ясно? «Мы — то, что мы делаем», — отвечаю. «Значит, вы классные ребята!»
— Кок, хорош заливать. Она и близко к тебе не подходила.
— Она не отставала от меня ни на шаг. Вопросами донимала: «Парни, вы, случайно, не русские?» Я хмыкаю: «Какие же мы, по-твоему?» Она говорит: «Сейчас объясню, к чему это я спросила. Я знаю несколько слов по-русски: привьет, бльядь, как дьела, Байконур, медведь, реклама». Я остановился, снял черные очки и оглядел ее с головы до ног. «Я бы женился на тебе ради твоего ножа. Классная штука, между прочим. Махнем на мой кортик? Все, кому я показываю свой нож, виснут на нем, как куски говядины».
— И свой язык ей показал?
— Все, бросайте трепаться! — прикрикнул Джеб. — Кок, ты отсек накачал?
— А-то! Ездить можно, не только плыть.
— Тима, что с мотором?
— В норме. Даже карбюратор прокачивать не пришлось.
Он дернул за ручку стартера, и двигатель тут же завелся. Бойцы сели в лодку, и Музаев вывел ее из дока.
Они добрались до поселка, когда джунгли окунулись во мрак.
Полтора километра они пробежали на одном дыхании. «Лендровер» стоял на том месте, где они его и оставили.
— До Джорджа около пятнадцати километров, — подсчитывал Николай, сидя за рулем и бросая взгляд на приборы. — Оттуда до Сансберга сотня. И еще километров семь-восемь до форта. Бензина хватит. По пути подберем Кереку. Думаю, Бабангиду он уже освежевал.
— Мимо постов не гони, — предупредил Блинков. — Будут останавливать, останавливайся. Ждем, разбираемся, подчищаем и едем дальше.
«Лендровер» не проехал и километра, а лобовое стекло покрылось жирной пленкой разбившихся насекомых. Они метались в свете фар и целыми косяками обрушивались на машину. Скоро и свет фар стал тусклым. На окраине Джорджа Николай вышел из машины, протер стекла и фары. На пути к Сансбергу они сделали несколько вынужденных остановок, не встретив ни одного патруля. Скорее всего, думал Джеб, американцы клюнули на приманку.