Тайны Парижа
Шрифт:
Капитан вошел нетвердой поступью, точно, увидав эту женщину, он лишился последнего рассудка, и без того сильно расстроенного; он пробормотал несколько слов приветствия и сел в кресло, которое ему придвинул майор.
Молодая женщина посмотрела на него своим сверкающим взором и молча ответила на его поклон.
– Капитан, – спросил майор, указывая на молодую женщину, – не находите ли вы, что эта госпожа похожа на генерала?
Капитан не знал, что ответить.
– Действительно… мне кажется… это возможно… – пробормотал он.
Молодая женщина была одета
– Капитан, – продолжал граф Арлев, – сегодня утром вы отказались сопровождать нас в замок Рювиньи, не правда ли?
Эти слова привели в окончательное смущение капитана.
– Да… действительно… не знаю… – пробормотал он.
– Ах, – сказала Дама в черной перчатке, устремляя на него свои голубые глаза, обладающие могущественным и таинственным обаянием, – вы не имеете права отказать нам.
– Я поеду, – ответил тогда Гектор.
В согласии его слышалась покорность раба воле господина. Капитан пробыл больше часа в будуаре Дамы в черной перчатке.
Что произошло в этот час, показалось капитану каким-то смутным сном, истинный смысл которого не поддавался его пониманию. Он говорил и слушал, не отдавая себе отчета. Капитан Гектор Лемблен весь отдался обаянию женщины, которая околдовала его и поработила, ловил каждое движение ее губ и начинал испытывать первые приступы той роковой любви, которая уже давно овладела сердцем юного Армана, сына полковника Леона.
Бой стенных часов вывел капитана из его нравственного оцепенения.
Было десять часов; он встал и простился.
– Итак, капитан, – сказал ему майор, – послезавтра утром мы поедем в Рювиньи.
– Я буду ждать вас.
Капитан почтительно поклонился Даме в черной перчатке и в сопровождении майора, проводившего его до конца лестницы отеля, шел неровным шагом, как человек, находящийся в состоянии опьянения.
– Домой! – крикнул он кучеру.
Майор вернулся в будуар, где его ждала Дама в черной перчатке, и эти два лица, которых мы уже видели на площади Св. Михаила, в старом доме, казавшемся необитаемым, остались с глазу на глаз.
– Мой добрый Герман, – сказала молодая женщина, смотря на майора Арлева, – человек, вышедший отсюда, великий преступник.
– Совершенно верно, – согласился майор.
– Он совершил еще более тяжкое злодеяние, чем то, за которое я хочу преследовать его без пощады: он убил свою жену.
Майор выразил свое удивление и ужас.
– В замке Рювиньи, – продолжала Дама в черной перчатке, – где мы уже приготовили все, чтобы разыграть ужасную комедию, жертвой которой будет он, мы получим доказательства того, о чем я говорю.
– Откуда вы их достанете?
– Мой бедный друг, – продолжала молодая женщина, холодно улыбаясь, – вы юны и неопытны, несмотря на седые волосы. Разве вы не заметили, что я произвела на этого человека странное обаяние благодаря силе, которой обладает мой взгляд? Вы не догадываетесь, что этот человек полюбит меня через неделю и упадет к моим ногам, с мольбою простирая ко мне руки?
– Верю, –
– Ну, так разве женщина не может заставить человека, который ее любит, открыть ей все тайны своего сердца, тайны, которые доведут его до эшафота?
– Ваша правда, сударыня.
– Этот человек расскажет мне все в минуту страсти, вот увидите…
И на бледных губах этой странной женщины мелькнула дьявольская улыбка.
– Он будет мой! – прошептала она.
XXII
Три дня спустя после первой встречи капитана Гектора Лемблена с майором Арлевым и Дамою в черной перчатке поздно вечером почтовая карета въехала во двор замка де Рювиньи. Старый нормандский замок, где Марта де Шатенэ любила и страдала и откуда через год вынесли ее гроб, был мрачен и пуст, как все жилища, покинутые своими хозяевами. Несколько слуг, родившихся в замке, жили еще там в отсутствие своего последнего владельца.
Их чрезвычайно удивило, когда они увидали приехавшего капитана, бледного, грустного, исхудалого, с почти совершенно поседевшими волосами, превратившегося в старика. Однако тот, кто видел капитана три дня тому назад, то есть в то время, когда его посетил граф Арлев, и увидел бы его теперь, заметил бы в нем огромную перемену. Истомленное и пасмурное лицо капитана, носившее раньше отпечаток болезненной слабости, выражало теперь лихорадочную энергию, столь неестественную для этого ходячего трупа. Он все еще был бледен и слаб, хотя в глазах его виднелась решимость, а стан выпрямился.
Он вышел из кареты и направился в большую залу, куда потребовал к себе своего управляющего. Управляющий замка де Рювиньи был старый слуга, при котором родился покойный генерал, и он все еще оплакивал покойного, а вместе с ним и прекращение старинного рода Флар-Рювиньи, последний отпрыск которого погиб от шпаги маркиза Гонтрана де Ласи. Для него Гектор Лемблен не был господином, а только тираном, которого он терпел и приказания которого он исполнял хотя в точности, но без малейшего усердия.
– Петр, – сказал ему капитан, – сегодня вечером я жду гостей из Парижа… Они скоро приедут.
Управляющий взглянул на Гектора Лемблена и так искусно притворился удивленным, что тот поверил ему.
– Вы распорядитесь, чтобы их достойно приняли в замке, – продолжал Гектор.
– Слушаю, сударь, – сказал управляющий, кланяясь. Капитан поднялся на первый этаж, вошел в большую залу, выходившую на площадку, откуда вела лестница к утесу и подножью скал; это была та самая лестница, по которой, как читатель помнит, баронесса Марта де Рювиньи часто спускалась в сумрак к посту надсмотрщика Мартина. Капитан прошел через залу, вышел на площадку и облокотился на перила. Там он погрузился в воспоминания. У его ног океан повторял свой вечный монотонный напев. Между океаном и им вилась крутая, извилистая тропинка, по которой он когда-то каждую ночь поднимался в замок, чтобы обнять свою обожаемую Марту, которая ожидала его, взволнованная и дрожащая. Капитан был в то время счастлив.