Тайны Парижа
Шрифт:
Арман, опьяневший от счастья, проводил ее до кареты и в последний раз покрыл ее руку поцелуями.
Час спустя Дама в черной перчатке вернулась домой и застала графа Арлева, сидящего у камина в будуаре.
– Вы были правы, мой бедный Герман, – сказала она ему, – люди не избегнут своей судьбы.
Майор вздрогнул.
– Я много раз собиралась простить Армана и сначала хотела избавиться от его преследований, от его любви, потом я почувствовала жалость к нему и хотела пощадить его, но
– Значит, он придет?
– Да, – вздохнула она.
– Когда?
– Завтра.
– И этот жестокий, ужасный план, который вы составили…
– У меня хватит силы привести его в исполнение. Голос Дамы в черной перчатке дрогнул; майор Арлев взглянул на нее и проговорил:
– Мне кажется, что вы не достаточно заглянули в глубину своего сердца, сударыня.
– Что вы хотите этим сказать?
– Человека, которого вы собираетесь безжалостно погубить за то, что его отец убил вашего мужа…
– Ну?
– Вы полюбили этого человека!
Дама в черной перчатке вскрикнула и побледнела.
– О! Нет, нет, – проговорила она. – Нет! Вы лжете, Герман; нет, это невозможно! Я любила и буду любить только того, по ком я ношу траур! Я маркиза Гонтран де Ласи!
Она гордо выпрямилась и прибавила:
– Ну, что ж! Допустим, Герман, что вы сказали правду, что я люблю этого молодого человека, но разве я перестала быть рабой своей мести? Я погублю его, несмотря ни на что, потому что должен быть наказан его отец, этот бандит с седыми волосами, у которого только одно уязвимое место: его сын!
XLIII
По отъезде Дамы в черной перчатке Арман заперся у себя в рабочем кабинете. Опустив голову на руки, смеясь и вместе плача, он в течение нескольких минут был опьянен восторгом от предвкушения ожидавшего его участия в мести, которое должно было явиться ему залогом прощения.
Вошел Иов.
– Что тебе надо? – резко спросил он его. – Ты снова явился надоедать мне своими наставлениями?
Иов грустно покачал головою.
– Вовсе не за этим, – ответил он.
– Так за чем же?
– Один из ваших друзей желает вас видеть.
В течение последней недели много различных посетителей являлось в маленький отель, но Арман неизменно отказывал всем, и Иов на этот раз только для проформы вошел доложить ему; но каково было его удивление, когда Арман ответил:
– Ну, что ж, проси войти…
– Как! – пробормотал Иов. – Вы даже не спрашиваете, кто это?
– Но ведь это один из моих друзей…
– Положим, – согласился старый солдат, не понимавший, что горе делает безмолвным и заставляет искать абсолютного уединения, зато радость производит совершенно обратное действие.
В продолжение часа Арман был счастлив:
Арман встал, сделал несколько шагов навстречу журналисту и радушно протянул ему руку.
– Вы редкий гость, дорогой мой, – приветствовал он его.
– А вас невозможно застать, мой милый Арман.
– Вот как! Разве вы были у меня?
– Раз десять. Но вы вечно отсутствовали: то вы уезжали в Баден, то вас просто не было дома.
– Я провел лето в Германии, – ответил сын полковника.
– С Дамой в черной перчатке? – насмешливо спросил Мориц.
Арман смутился.
– Кто вам это сказал? – проговорил он с оттенком беспокойства.
– Как кто? Да весь Париж, дорогой мой, говорит это. – Париж слишком добр, что интересуется мною.
– Париж любопытен.
– Ну, что ж! – сказал Арман, впадая в беспечный тон. – Ему придется испытать разочарование в своем любопытстве.
– Вы ошибаетесь.
– Я не вижу ничего занимательного в том, что я люблю эту женщину.
– Эта женщина – загадка.
– Только не для меня.
– Допустим, но она загадка для всего Парижа.
– А! Париж занимается нами?
– Сильно.
– Я становлюсь любопытен, – сказал Арман с горькой усмешкой. – Мне интересно знать: что он может знать, что он может говорить?
– Две вещи.
– Выслушаем первую.
– Дама в черной перчатке, которую вы безумно любите, не любит вас.
– Откуда это можно знать? – пробормотал сын полковника, закусывая губы…
– Она любит… другого. Арман побледнел.
– Этот другой – мертвец. Бледность Армана усилилась.
– А человек, которого любят даже мертвого, не боится соперников, – холодно докончил Мориц.
Арман, хотя и страдал, не решился, однако, прямо опровергнуть довод Морица.
– Отлично, – насмешливо заметил он. – Вот первое мнение, которого удостоил меня Париж. Теперь выслушаем, что следует дальше.
– Черт возьми! – проговорил Мориц.
– Разве вы уже забыли, что хотели сказать?
– Нет… но… я затрудняюсь.
– Чего?
– Я боюсь, что вы рассердитесь… Грустная улыбка мелькнула на губах Армана.
– Клянусь, что нет, – сказал он.
– Ну, так парижский свет утверждает, что вы…
– Болван, не так ли?
– Простак…
– Дорогой мой, – спокойно возразил Арман, – неужели вы явились ко мне только затем, чтобы сказать мне подобную любезность?
– Нет, – смеясь, ответил Мориц. – Но обратите внимание на мою храбрость и мое доверие к вам: я осмеливаюсь сообщить вам неприятные слухи относительно вас и в то же время хочу обратиться к нашей старой дружбе.