Тайны расстрельного приговора

Белоусов Вячеслав Павлович

– Не густо, – буркнул тот, кивнул женщине, и машина помчалась.

– Вы дорогу указывайте, – подала голос Вика, как только они отъехали от гостиницы.

– Правь по главной улице, докатишь до первого светофора, скажу, – ответил Рудольф и, обращаясь к Валентину, спросил: – Значит, не местные, говоришь?

– Так точно.

– Военный, что ли?

– Служил.

– И чего?

– Под сокращение попал.

– А мне почудилось, вы наши. Что у гостиницы ошивались?

– Места ждали. Работу ищем. На сейнер хотели устроиться, в море пойти.

– Какая сейчас рыба? Раньше

думать надо было… Но не беда. Что-нибудь придумаем. А в море-то бывал сам?

– Приходилось, на Сахалине служил.

– Жена?

– Не понял?

– Жена за рулём-то? Кстати, как её имя?

– Виктория, – мягко ответила женщина.

– Рудольф. Вот и познакомились. Спасибо, вы с мужем спасли меня. Я долги плачу.

– Не женаты мы, – буркнул Валентин. – Вместе приехали… работу искать.

– Родственники, что ли?.. – не то засмеялся, не то захрипел от боли Рудольф.

– Подруга, – оборвал его Валентин.

– Извиняй, брат, – скривился Рудольф, автомобиль тряхнуло на кочке. – Отбили у меня эти уроды вместе с рёбрами и всё остальное. Особенно, видать, башку. Соображаю плохо. Простите, Викочка.

– Прощаю, – подала та голос.

Валентин промолчал. Через полчаса подъехали к двухэтажному дому, тёмному и тихому.

– Нам на первый этаж, – ткнул рукой Рудольф на металлическую дверь. – Помогайте, братцы, ещё немножко я на вас покатаюсь.

Они перенесли его в однокомнатную квартиру. Жильём здесь не пахло, от мебели несло казённым духом.

– А с ним что делать? – спросил Валентин, имея в виду труп в багажнике.

– Не твоя забота, – глухо ответил Рудольф изменившимся тоном и потянулся к телефону у дивана…

* * *

Было за полночь, когда к дому подлетели две легковые машины. Крутоплечие парни заполнили комнату, где приходил в себя их вожак. Валентин и Виктория ретировались на кухню и не высовывались, но каждый новый человек после общения с Рудольфом, заглядывал, будто невзначай на кухню, здоровался и внимательно оглядывал обоих. К утру все разбежались, унесли и Рудольфа. На столе в комнате, где он лежал, осталась солидная пачка денег и обрывок листка с телефонным номером и напутствием хозяина: «Живите здесь. Никуда не высовывайтесь. Сам навещу».

Неделю они жили в ожиданиях. Он появился внезапно. Рано утром, один и на своих ногах. Следы побоев на лице скрывали чёрные очки, аристократический костюм – остальное. Он заметно прихрамывал, как ни пытался скрыть. Вошёл без звонка и стука, своим ключом открыв дверь. Валентин лежал с открытыми глазами, не двигаясь, проснувшись, лишь только началась возня у двери. Рудольф прошёл в комнату, где спала Вика, постоял недолго и заглянул к нему на кухню.

– Чего тут мучаешься? Баба-то рядом! – вместо приветствия зло хмыкнул он.

– Я же тебе всё объяснил, – буркнул Валентин.

– Что? И не трогал ни разу? – изумился тот.

– Я её мужа хорошо знал. Служили вместе. Погиб он. Утонул.

– Чего же за собой её таскаешь?

– Сам не знаю.

– Как так?

– Трясло на Камчатке часто, слышал небось… Вот в одной такой катавасии он и погиб, спасая детей в интернате. Всех, нас, военных, тогда туда бросили… Разбираться стали, что, да

как? Я – в отставку, вчистую. – Валентин поднялся, прибрал постель. – Потом поехал к его отцу с матерью всё рассказать. Спрашиваю их, где жена-то? А она с другим давно. С неделю я у стариков пожил. Они ко мне привязались. Я им вроде как за сына погибшего. Сам-то детдомовский, тоже спешить некуда. Но потом одумался, завод у них чахлый, профессии моей нет, а я привык на воде… Выпил, уезжая, стою на вокзале и зло стало. Витька, дружка, вспомнил. Зачем ехал-то? Его нет давно, а я жене – ни слова. Пойду, скажу всё, что о ней думаю… расскажу, как погиб…

– Ну? – заинтересовался Рудольф, подталкивая замолчавшего Валентина: – И что в ответ услышал?

– Случилось всё, как и не думал. Разревелась она на первом моём слове и убежала.

– Что так?

– А вот так!.. Вернулся к старикам. Ещё день-два прокантовался. Она сама прибежала, упала мне в ноги… оказывается, знала уже всё, старики ей с моих слов поведали… Укатил я до Куйбышева. А там на теплоход и сюда по Волге к вам в Астрахань. Надумал на сейнер пойти. Платят хорошо. С харчем – полный галс… Как-то утром выхожу на палубу… А она встречает!..

Рудольф округлил глаза, хлопнул себя по коленкам:

– Вот бабы! Шекспир отдыхает!

– Вот так и приехали… – закончил Валентин.

– Втюрилась?

– Договорились ехать вместе. Она в ресторане раньше работала, готовит здорово. Могла бы коком пойти или в помощницы.

– Уж больно баба видная, достанут её матросы.

– Она строгая.

– Слушай, а возьму-ка я вас к себе. Пойдёшь? Плачу хорошо.

– Сам платишь?

– Да нет, конечно. Рыбзавод. Всё честь по чести. С трудовой книжкой. Но порядки у меня свои. Кто пашет, того не обижаю. Уедешь отсюда на «жигулях».

– Мне главное деньги и воздух свежий.

– Вот это как раз и обещаю.

– А что делать-то?

– Рыбу будешь ловить. – И, помолчав, добавил: – Но какую рыбу!

Рудольф сам взял их паспорта, трудовые книжки и исчез. Позвонил через несколько дней, велел написать автобиографии. За бумажками прислал Леонида. Тот явился с фотоаппаратом, объяснил, что в управление кадров требуются фотки.

– Мы сами-то что? В ателье не дойдём? – завозмущался Валентин.

– Я мигом отпечатаю, а вам приказано не высовывать носа, милиция шмон подняла из-за бузы у гостиницы, – буркнул Леонид и умчался.

К середине второй недели приехал сам Рудольф, уже заметно оздоровившийся, чёрные очки – на лбу, только рот старался открывать реже: зубы ещё ждали своей очереди у стоматолога. Объявил с порога, что с работой всё улажено, усадил обоих на заднее сиденье «Волги» и покатил по городу. Возил он их до вечера и после этого ещё несколько дней по разным многолюдным местам. Из машины выходить не разрешал. Валентин запомнил барахолку, несколько восточных рынков, рыбный базар. Искали Мирона и Буратино, но ни Валентин, ни Виктория среди мелькавших подозрительных рож колоритных физиономий гитариста и запевалы не приметили. С десяток фотографий Рудольф принёс в пакете. Морды там были явно уголовные, не хватало лишь подписей: «осуждённый Петров», «осуждённый Сидоров»… Но и здесь их ждала неудача.