Тайны темной осени
Шрифт:
— Скоро — Ростов-Главный, — сказал он, пододвигая ко мне стакан с кофе.
— Так быстро?! — вырвалось у меня.
— Да, — кивнул Похоронов и добавил извиняющимся тоном: — Ты спала долго…
Лучше бы я не спала! Потому что я, конечно же, легко поняла непроизнесённый остаток фразы: «скоро Ростов-Главный, я сойду там, пора»…
Он всё сделал, что должен был сделать. Злодей наказан, задержавшиеся в посмертии обрели покой. А просто так прокатиться до Сочи — зачем… Как он сказал тогда: меня никогда не интересовали берега, пока Дверь не вынесла на один из них. И тогда пришлось
— Знаешь, — сказала я, положил ладонь ему на запястье, — почти как вчера, но вчера были совсем другие чувства: волнение, возбуждение, даже до некоторой степени страх, — если не тратить оставшееся время на глупости…
Похоронов качнул головой, бережно накрыл мою руку своей.
— Времени уже не осталось, — сказал он печально и строго. — Пей кофе, Римма.
Я со вздохом взялась за жестяную ручку. И сразу же уловила, что у кофе запах — другой. Вроде бы и такой же как раньше, и в то же время не такой.
— Пей, — холодно приказал Похоронов.
Таким я его ещё не видела. Ледяным, собранным, напряжённым и непрошибаемым, точно сказала. Если я не выпью, поняла я, он вольёт мне этот кофе в глотку силой. Потому что — кто он, а кто я. Я слабее. Может, в чём-то и сильнее, но в банальной физической силе — уступаю, и намного.
— Что ты добавил туда? — спросила я. — Отвечай! Я имею право знать!
Мы схлестнулись взглядами. Если раньше я впадала в оторопь от его ярких голубых фонариков, то теперь никакой оторопи не случилось. Может, потому, что я знала, что права. Что он обязан мне рассказать, особенно после того, что между нами было аж два раза. Один раз здесь, в этом самом купе, другой — под чёрным небом на берегу чёрной реки. «Не получится у него забыть меня», — с пугающим злорадством подумала я. — «Даже если он сам напьётся той гадости, которую подлил мне в кофе. Она не подействует на бессмертного!»
Похоронов сдался первым. Чуть отвёл взгляд, сказал:
— Там… вода… несколько капель… вода из одного источника. У моего дома их пять.
— И один из них зовётся Летой, — понимающе кивнула я. — Похоронов! Я хочу помнить!
— Ты же понимаешь, что это невозможно? — спросил он, немного помолчав.
— Нет, — ответила я. — Не понимаю!
— Ты выпьешь. Уснёшь. Проснёшься уже в Сочи. И не будешь помнить ничего, кроме того, что в соседнем купе убили человека и именно из-за этого поезд простоял в Воронеже почти сутки.
— А Алексей? — спросила я.
— Алексей был с твоей сестрой в машине и погиб на месте, не дождавшись скорой, — пожал плечами Похоронов.
Отличная версия! Товарищи из МУРО, я смотрю, прекрасно поработали над зачисткой хвостов!
— Я хочу помнить, — попросила я упрямо. — Пожалуйста!
Похоронов покачал головой.
— Пей.
В дверь постучали, — как вовремя, Похоронов отвлёкся!
— Да! — резко сказал он, раздражаясь на помеху. — Что там?
В открывшейся двери показалась Кэл:
— Подъезжаем к Ростову, — сказала она. — Ты просил предупредить.
— Спасибо.
А я… я…
— Что лучше, прыгать в ледяную в воду с обрыва и — с головой, или входить по нанометру, визжа и пища? — бледно улыбнулась я. — Обязательно при том дождавшись, что тебя окатят брызгами с ног до головы праздношатающиеся личности… Предпочитаю… предпочитала первое. Всегда. Но я всё равно тебя вспомню, Похоронов! Обязательно вспомню.
— Вот уж это вряд ли, — покачал он головой. — Прости…
Я легла, подложив руки под щёку и сделала вид, что засыпаю. Тем более, дремота всё равно пришла. В поезде, мчавшем по рельсам ночью, всегда хорошо спится…
Но всё-таки нелегко лежать неподвижно с закрытыми глазами. Слушать грохот колёс под полом, несущих поезд по рельсамю. Шелест, движение. Слушать движения, но не видеть его самого. Кажется, Похоронов стоит надо мной и смотрит сверху вниз. Я не видела его, но ощущение было полным и плотным, мне даже почудился его запах — слабый, сложный аромат, вызвавший из памяти образ чёрной реки в чёрных берегах и чёрной лодки, идущей в чёрный закат…
Холодные губы прикоснулись к моим губам — легко, почти невесомо. Всё во мне закричало криком запредельной боли: не уходи, останься! Не бросай меня! Я потянулась навстречу, — чёрт с ним, с моим обманом, пусть потом мне придётся выпить стакан с водой из Леты до самого дня, но главное, — самое главное! — не утонет в молчании и будет сказано ещё раз.
Но…
В купе никого, кроме меня, не было.
Похоронов исчез. Исчезли и все его вещи. Сумка, ноутбук-чудовище за полмиллиона, плащ бомжа. Даже стаканы из-под кофе стояли пустые и чистые. За окном синело зарёй нового дня, неслись какие-то промышленные постройки. Поезд тормозил, собираясь останавливаться на станции Ростов-Главный.
Наверное, ещё можно было… догнать. Если вскочить прямо сейчас, заметаться по вагону с криком, вцепиться в проводницу и вытрясти из неё душу. Вот только…
Я не буду причитать и плакать. В слезах немного достоинства, если подаривший тебе мимолётную любовь не может остаться с тобой ни при каких обстоятельствах. Перекрёсток миров, подаривший нас друг другу, уходил в прошлое, с каждой минутой всё дальше. Не вернёшься. Не крикнешь: забери с собой. Куда забрать? К чёрной реке, которая неизбежно вынесет на тот берег?
А вообще-то, я его ещё встречу, вдруг поняла я. Один раз — так уж точно. Надо только не забыть указать в завещании, чтобы вложили мне в руку монетку…
От Ростова поезд уходил по широкой дуге, грохоча по мостам и ныряя под автомобильные развязки. Взошедшее солнце поджигало купол церкви ослепительным золотом. Кафедральный собор Пресвятой Богородицы, да. И, кстати, отсюда, с южного направления, прекрасно было видно, что сам Ростов стоит на холмах, круто уходивших ввысь. Поезд словно бы спускался вниз, уходя от правого берега Дона всё дальше и дальше…