Тайны третьей столицы
Шрифт:
— Значит, если захват — люди губернатора, а если штурм — люди мэра?
— Да, но однако, у нас выход на Гремлина пока только предположительный, — поправил сам себя Шеремех. — Примерно семьдесят процентов вероятности.
— Ну, у меня с Абсентом тоже не железно, — самокритично признал Быков. — Процентов на восемьдесят.
—Тогда: договорились! — протянул руку Шеремех. — Вы нам — Абсента, мы вам постараемся найти и свести с Гремлином. Когда вы сведете нас с Абсентом?
—Да хоть прямо сейчас, — улыбнулся, старясь скрыть неуверенность Быков. — Машина есть? Ну и пару здоровяков прихватите на
Он блефовал. Весь расчет Василия строился на том, что ему, приезжему, бросается в глаза то, что местным — давным-давно намозолило взоры.
Впрочем, он полагал, что в любом случае мало, чем рискует. Показаться дураком он не страшился, а шансом сойти за умного все равно без риска не воспользуешься.
Но на самом деле он поставил на кон жизни: свою и Абсента, хотя даже не подозревал об этом.
Ведь их судьбы решались не здесь, в Катеринбурге. А, как и многое в это стране — в нелюбимой, но все-таки единственной настоящей столице.
Москва верит деньгам
Впрочем, и Кунгусов, который летел в Москву, чтобы помимо прочего решить судьбы Быкова и Абсента, сам об этом не знал. Он прибыл в Домодедово с тем привычным мандражом, который органически присущ любому чиновнику, целиком зависящему от своей должности.
Это наивным, заросшим грязью без воды и дворников, екабевцам мнится, что черный пиар предназначен для избирателей. Кунгусов-то знал, что это чепуха. С тех пор, как их заразили пупизмом: «Мы — столица Урала! А что хорошо Уралу, то хорошо и России!» — они стали заложниками этих туманных словес. В них, как в извивающимся червяке, спрятался зазубренный крючок. Упование не на свои мозги, а на госамбиции и гонку вооружений, отдало Москве право решать, кто здесь будет править и ради кого. Потому и пиар любой расцветки предназначался столице.
В начале лета Урал прогнулся, виляя антеннами и мигая телеэкранами, в ожидании: кого столица назначит им выбрать губернатором?
Собственно, в этом был резон. На кой ломать голову, если можно послушаться нелюбимых, москвичей? Ведь потом на них, а не на себя можно и попенять, когда выяснится, что выбор — хреновый. А чужой выбор хорош только для уродливых невест.
Но Чирнецкий и Кунгусов принадлежали к тому меньшинству, которое всерьез пыталось влиять на предпочтения Москвы. Это рядовым горожанам нечего терять, кроме неделями не вывозимых помоек. Мэр и его зам по идеологии потерять могут многое.
Такова чиновничья планида: пока ты в кресле, все быдло у твоих ног — суетится, выпрашивая подачки. Но раз в несколько лет эта шелупонь обретает право карать. Именно карать, ибо для чинодрала провал на выборах - не просто отлучение от кормушки. Лишиться поста — все равно, что лишиться панциря на тарелке у жаждущих твоей плоти и накоплений законников.
Поэтому екабевская организация настроилась решительно против действующего губернатора. Эта решительность зиждилась на гектарах дорогой городской земли и на миллионах портретов иностранных президентов. Но всего этого было маловато. В Москве тоже хватало и гектаров, и портретов. Там и решительность была решительнее. Хотя на нее пока еще можно было повлиять.
А чтобы не упустить шанс, никаких городских денег не жаль.
С них
— ведь та зараза, которая непременно есть везде, где власть и деньги. Но там, где царствует гостайна, она цветет особенно пышно.
Однако даже знающего все это Кунгусова покоробила бесцеремонность, с которой замминистра взял его за рога:
— Ты знаешь цену вопроса? Два лимона зеленых.
— Да, меня предупредили. Но хотелось бы...
— замялся Кунгусов, и хозяин довольно скромного по екабевского меркам кабинета, понимающе усмехнулся:
— Хочешь знать, что за них будешь иметь? Скажу. Во-первых, тебя примут в Администрации. Как ты там покажешься и что принесешь — твои проблемы. Хотя, сам понимаешь, туда с бутылью коньяка соваться несолидно. Даже если она из малахита и золота.
Кунгусов покраснел от неожиданности. Он-то считал, что припасенный им уральский сувенир, стоивший как содержание трех детских садиков, является тайной. Впрочем, дело не в цене. Чтобы скинуть ненавистного старика, никаких денег не жаль. Просто не хотелось выглядеть лохом:
— Получается, два миллиона за один визит в Администрацию?
— А ты знаешь вариант подешевле? — свысока усмехнулся генерал черезвычайки. — Так мы не навязываемся.
Он помолчал, давая провинциалу осознать свою ничтожность, а потом смилостивился:
— Во-первых, не один визит, а два. К помощнику, и к Самому Главе. А во-вторых, мы для вас предусмотрели запасной путь. Ты сегодня же сможешь потолковать с Рыжим. Он уделит тебе полчаса. Только учти: не тащи ты ему эти ваши папки с бумагами. Их даже читать никто не станет. Некогда. Теперь компромат должен умещаться на одной, максимум — на двух страничках. И желательно, чтобы это затрагивало... — генерал почтительно повел глазами в сторону висевшего на стене портрета. — Сумеете? Дело в шляпе. Нет? Тогда, как повезет.
Но на слепое везение Кунгусову надеяться никак нельзя. Выйдя из МЧС, он сначала позвонил и доложился шефу, обнадежил его, а потом, вздохнув, набрал номер отставного мента, который ведал безопасностью мэрского кресла:
— Виктор Сергеевич? Это Кунгусов, — решительно начал главный идеолог столицы Урала.
— Я в Москве. Ситуация тут непростая. Поэтому не время нам с тобой в прятки играть. Ответь мне прямо: что у ТЕБЯ с тем диском, который два года назад потерялся?
Даже по самой тишине эфира — почему-то мобильники шипят гораздо меньше, чем проводные телефоны — было слышно, как изумился Тешков.
Потом он откашлялся, и с деланным спокойствием произнес:
— А хреново у НАС с ним. Этот хренов москвич что-то затеял, а что именно — никак не пойму. А что у ТЕБЯ там?
— А у НАС там, то есть тут, тоже хреново. Все на ниточке держится. И я считаю, что надо рискнуть. Если выйдет, потом никто не спросит. А если погорим, то один хрен: за одно отдуваться или за все скопом.
— Я сам это решить не могу.
— Значит, согласен? — перевел дух Кунгусов. — Тогда мне с шефом переговорить, или ты сам?