Тайны Вероники Спидвелл. Компиляция - Книги 1-5
Шрифт:
– Что-то здесь становится слишком весело, – сказала она, откинув с лица вуаль, и я увидела широкую улыбку. Потом она мне подмигнула. – Я Черри, работаю здесь горничной. Идем со мной, мисс. Пора познакомиться с хозяином.
Глава 8
Пока мы шли в зал для приемов, она обмахивалась концом вуали и стирала со лба капельки пота.
– Под этим нарядом изрядно жарко, – пожаловалась она. – Но хозяин специально попросил. Сказал, что от этого вечер станет более сол… Какое же там было слово? Похоже на «соленый».
– Солидным? –
– Да, точно. Хозяин, он любит всякую такую обстановку, – сказала она с ласковой улыбкой. – И уж если он что делает, так делает все как положено. Мы взяли это напрокат у «Бантера и Видмана», – добавила она, указав на свой наряд. Я не слышала о таком заведении, но несложно было предположить, что это один из тех огромных складов-магазинов в траурном оформлении, что раскинулись повсюду, когда королева установила всеобщий траур после смерти своего мужа. Принц Альберт был мертв уже чуть не четверть века, но траурная индустрия и не думала идти на спад.
Горничная провела меня мимо статуи Эхо, и я увидела, что меня ждет джентльмен в батском кресле; в уголках его губ играла легкая улыбка. Хозяин дома сделал мне приглашающий жест рукой, и девушка удалилась на почтительное расстояние.
Как и было обещано, сэр Фредерик Хэвлок казался воплощением силы, даже в нынешнем непростом состоянии. Руки были скрючены, как ветви старого дуба, но весь внешний вид говорил об энергии, лишь немного ограниченной обстоятельствами. Волосы и борода срослись в единое целое, сквозь серебряные локоны тут и там все еще проглядывали черные пряди, а из-под нависших темных бровей смотрели ясные проницательные глаза. В нем было еще много силы, и я с удивлением поняла, что он разглядывает меня оценивающе – метким взглядом художника… и соблазнителя.
Кажется, выражение лица меня выдало, потому что он рассмеялся и махнул крючковатой рукой.
– Дитя мое, вы в полной безопасности. Я уже много лет не могу в полной мере совратить женщину. Но я все еще способен оценить работу Великого мастера, создавшего столь прекрасное лицо, – галантно добавил он. – Если бы я был в состоянии, то немедленно велел бы вам раздеться и изваял бы вас в роли Галатеи, только что вышедшей из-под моих рук.
– Если бывы были в состоянии, я бы вам позволила.
Он вновь рассмеялся и жестом указал мне на подушку, примостившуюся на бордюре у фонтана. После выступления мистера Гилкриста все гости, кажется, разошлись по разным комнатам, и мы остались совсем одни в этом большом зале.
– Дитя, скажите мне ваше имя.
– Вероника Спидвелл.
– Вы друг Луизы, – кивнул он. – Она предупредила нас, что вы придете и попытаетесь выведать что-то в связи с этим делом, с Майлзом Рамсфортом. Вы одна из этих редких птичек – леди-детектив?
– Нет, я профессиональный лепидоптеролог.
– Ничего себе! Образованная женщина. Вот уж точно интересное создание.
– Не более чем мужчина-художник, – ответила я.
– Полагаю, вы знаете, кто я такой?
В его ясных глазах блестел огонек, и я
– Да, знаю. Вы – хозяин этого дома.
Он всплеснул руками в притворном ужасе.
– Дитя мое, никогда меня так не называйте. Это звучит так, будто я лишь функция. Можете звать меня Фредериком, – сказал он так, будто оказывал мне удивительную почесть. Мне стало интересно, насколько быстро он отказывается от церемоний с гостями мужского пола, но в общем это было не очень важно. Как и Стокер, я умела пользоваться преимуществами, которые дала мне природа.
– А вы можете звать меня мисс Спидвелл, – чопорно ответила я.
Он громко рассмеялся, а затем кивнул на статую Эхо.
– Видите эту милую маленькую нимфу? Я создал ее за два месяца, зимой 1859 года. В тот год было очень холодно – ничего не оставалось, как только запереться дома и проказничать.
– Я этого не помню, – заметила я, захлопав ресницами. – Меня тогда еще не было на свете.
– Какая жестокость! – проворчал он, а потом нагнулся вперед и похлопал меня по руке.
– Не отстраняйтесь, дитя мое. Теперь я могу только держать девушек за руки, но это мне очень помогает.
Он взял мои руки в свои и развернул их, внимательно осматривая мои ладони.
– Вы работаете этими руками.
– Изучение бабочек – довольно суровое занятие.
– Как и искусство, – заметил он, продолжая сжимать мои ладони в своих морщинистых руках.
Он вновь кивнул в сторону Эхо.
– Когда я создавал ее, то знал: для этой прелестной вещицы нужна особенная оправа. Сперва я не представлял, как можно это осуществить, потому что задал себе невозможную задачу – поместить мою маленькую Эхо в комнату, где действительно было бы эхо. Я годами возил ее туда-сюда, пока не оказался как-то в соборе святого Павла с жалобами на Бога. И вот тогда-то я и придумал ее – галерею шепота, – сказал он, обведя широким жестом окружавший нас круглый зал. – Теперь я слышу многое, что не предназначается для моих ушей, – признался он. Он поднял свои изуродованные руки, чтобы я могла их рассмотреть. – Я уже не в состоянии творить, так что приходится заниматься другими вещами, в основном сплетничать и совать нос не в свое дело.
Я пожала плечами.
– В бесписьменных обществах сплетни – единственный способ передачи важных новостей и информации.
– Эти все практически не владеют письменностью, – сказал он. – Но все они мои маленькие овечки, и пастух их нежно любит.
– Я была рада познакомиться с вашей свояченицей сегодня, – сказала я ему.
Он загадочно на меня посмотрел.
– Вы действительно были рады? Ладно, не отвечайте. Из вежливости вы можете и солгать.
– Она мне понравилась, – искренне ответила я.