Тайны Вероники Спидвелл. Компиляция - Книги 1-5
Шрифт:
– И неудивительно. Оттилию легко полюбить. Я думаю о женщинах как о базовых элементах, мисс Спидвелл. Их компания мне необходима как воздух, и я неплохо в них разбираюсь. Некоторые женщины – огонь, другие – земля, а Оттилия – вода, спокойная и вездесущая.
Своими скрюченными руками он указал мне на картину, висевшую под лестницей.
– Я писал ее один раз. Идите и взгляните. Как вам кажется, удалось мне передать сходство?
Я встала и пошла к маленькой нише под лестницей. Картина была плохо освещена, и казалось, что тени, танцующие на ней, поминутно меняют ее настроение. Она то озарялась таинственным светом, то погружалась во тьму. Одно в ней
Я вернулась на свое место у края фонтана.
– Что вы об этом думаете? – спросил он, внимательно глядя на меня.
– Сложно сказать. Она напомнила мне моих бабочек, чья красота длится так недолго. Вы будто накололи ее на булавку и выставили на всеобщее обозрение, как я могла бы насадить одну из своих прекрасных бабочек.
Он одобрительно кивнул.
– Да, да. В этом суть живописи, дитя мое. Поймать что-то быстро проходящее и волшебным образом сделать его вечным. Это и есть дар художника.
Я вновь взглянула на картину.
– Еще, вероятно, талант художника в том, чтобы увидеть то, что не видят другие. Я и вообразить себе не могла, что миссис Рамсфорт может выглядеть так… так…
– Именно. Меня вдохновлял Бернини – его скульптура святой Терезы в момент сильнейшего исступления, когда ее сердце пронзило божественное копье. Это было очень сильным решением для юного художника. Я бы никогда не увидел в ней сходства с Оттилией, если бы однажды не поймал ее взгляда. Она была только что обручена с Майлзом Рамсфортом. Понимаете, они знали друг друга с детства. Это была хорошая партия. Имущество Тройонов наследовалось только по мужской линии, а потому ни моя жена, ни ее сестра не могли наследовать землю, но все остальное состояние перешло прямо в Литтлдаун, резиденцию Рамсфортов. В свое время это был блестящий дом, и Майлзу были необходимы деньги Тройонов, чтобы его перестроить. И еще ему нужен был кто-то спокойный и уравновешенный, чтобы сдерживать его. Оттилия казалась идеальным вариантом. Мы с Августой думали, что она станет морозцем для его огня.
– И она стала? – спросила я.
Он скривил губы.
– Не вполне так, как я ожидал. Во время праздника, на котором объявили об их помолвке, они ненадолго ускользнули, чтобы подарить друг другу несколько поцелуев в саду. Потом Майлзу пришлось от нас уйти, и я заметил, как она смотрела на него в тот момент. Тогда я и увидел сходство со святой Терезой – мученицей, только что узревшей ожидающие ее небеса. И понял, что должен ее написать.
Он замолчал, погрузившись в воспоминания, но вскоре я рискнула задать вопрос.
– Ей сейчас, должно быть, очень тяжело.
Он кивнул.
– Да, она хорошо держится, но думаю, что, когда все это закончится и она отправится жить в Грецию, там-то и случится ужасающий крах. Хотел бы я сказать, что Майлз Рамсфорт достоин того горя, которое она будет переживать из-за него, но не хочу оскорблять вас ложью. Это полностью
– А вам он не дорог?
Он покачал головой, тряхнув гривой волос.
– Я скорее готов подпалить себе бороду, чем провести час в беседе с этим типом, – сказал он мне. – Когда-то мы были приятелями, но я устал от него и его манер. В жизни не встречал более ребячливого взрослого мужчину. Его энтузиазм страшно утомителен, и он оптимистичен до глупости, к тому же всегда перескакивает с одного проекта на другой. Даже для Кандида[9] это было бы слишком. Ему нравится быть в центре всеобщего внимания, он непоседлив, как бойкий малыш.
Я могла только заметить, что стремление оказаться в свете рампы было у него общим со свояком, поэтому просто промолчала. Выражение лица Фредерика Хэвлока стало более резким.
– Вы были знакомы с Артемизией?
– Не имела этого удовольствия. Но сегодня вечером я видела ее работы. Какая горькая утрата.
– Она была гением, – просто сказал он. – Но еще не знала об этом. Нет смысла раньше времени говорить им, на что они способны. Если они талантливы, то могут испортиться, стараясь быстро добиться успеха. А если особых талантов нет, то упадут духом, а на самом деле может быть так, что они все же способны на одну по-настоящему стоящую работу.
Для старого повесы это была на удивление проницательная речь. И я взглянула на него новыми глазами.
– Должно быть, вы прекрасный ментор.
– Ментор! Вы знакомы с греческой историей, дитя?
– Когда Одиссей отправился на Троянскую войну, он поручил заботу о своем сыне Телемахе своему другу Ментору, который и руководил мальчиком хорошо и мудро, – припомнила я.
– И, несомненно, к тому же постоянно крутился у Пенелопиной юбки, – закончил он.
– Несомненно, – с улыбкой согласилась я.
Он посмотрел на меня из-под густых бровей.
– Когда становишься таким же старым, как я сейчас, бывает забавно шокировать людей, но вас, кажется сложно чем-то взволновать. Буду называть вас «невозмутимая мисс Спидвелл».
– Убийство меня шокировало, – просто сказала я.
– Порядочных людей всегда шокируют непорядочные вещи, – заметил он. Вся его живость куда-то улетучилась, лицо стало бледным.
– Позвать кого-нибудь, сэр Фредерик? – спросила я.
Он только отмахнулся.
– Пока не нужно. Скоро придет Оттилия и начнет кудахтать надо мной, но пока еще не пора подтыкать мне одеяло.
– Вы пережили ужасную потерю, – сказала я.
– Да, так и есть, – ответил он горько. – Когда она умерла, я был еще на ногах, – добавил он, и я поняла, что он имеет в виду Артемизию. – Я угасал уже годы с этой ужасной болезнью, – сказал он, поднимая свои скрюченные пальцы, – но в день после ее смерти у меня случился приступ. Доктора сказали, это от шока. Я был без сознания несколько дней, а когда пришел в себя, понял, что ноги совсем меня не слушаются, да и от рук немногим больше пользы.
В его голосе не было жалости к себе, и мне это понравилось. Он рассматривал меня, наклонив голову.
– Я не жалею, что мои руки ослабли. Я много работал над тем, чтобы побороть эти сожаления. Но все еще бывают моменты, когда я злюсь на Бога за то, что больше не могу писать. Например, сейчас, когда смотрю на ваше лицо, – сказал он. – Какой редкий цвет глаз. Только раз прежде я видел фиолетовые глаза, но мне не удалось их написать. Я не смог бы правильно их изобразить, но, господи, как бы мне хотелось иметь возможность хотя бы попытаться.