Тайны военной агентуры
Шрифт:
Среди сих блиставших многочисленными наградами и знаками отличия членов верховного командования лишь один офицер был одет не по уставу, вспоминает генерал Смит. Энергичный Бернард Jloy Монтгомери, которому предстояло возглавить вторжение в день «Д», был в своих обычных вельветовых брюках и свитере с высоким, плотно прилегающим к шее воротником. Всем этим людям предстояло привести приказ о нападении в действие, после того как его отдаст Эйзенхауэр, и теперь эти командиры и их начальники штабов — всего двенадцать старших офицеров — ожидали начала решающего, совещания, которое должно было начаться с минуты на минуту.
Точно в 21.30 дверь библиотеки открылась, и вошел Эйзенхауэр, представительный и стройный в своей темно-зеленой полевой форме. Во вступительном слове необходимости не было: каждый из присутствующих понимал всю важность предстоящего решения.
В воцарившейся тишине Стэгг открыл брифинг. Он быстро описал состояние погоды за предыдущие 24 часа, затем осторожно сказал:
— Джентльмены, в ситуации произошли некоторые неожиданные и существенные изменения...
Все взоры немедленно обратились на Стэгга, слова которого обещали Эйзенхауэру и его военачальникам слабый луч надежды.
Замечен новый воздушный фронт, стал рассказывать полковник, который достигнет канала через несколько часов и принесет прояснение над зонами высадки. Это улучшение погодных условий будет продолжаться весь следующий день и продлится до утра 6 июня. После этого погода снова начнет портиться. В течение этого периода будет дуть ощутимый ветер, и небо очистится — в достаточной степени, чтобы бомбардировщики могли действовать в ночь с 5-ю на 6-е и до утра. Днем облачные слои опять сгустятся, и небо затянется. Короче говоря, присутствующие были проинформированы, что период более или менее сносных погодных условий будет длиться чуть дольше 24 часов.
Эйзенхауэр и его командиры погрузились в раздумья, продлившиеся четверть часа. Напряженность момента, связанная с необходимостью принятия быстрого решения, была усугублена адмиралом Рэмзи, напомнившим, что контр-адмирала Алана Дж. Кирка, командующего американскими военно-морскими силами, обеспечивающими высадку, следовало оповестить в течение получаса, в случае если «Оверлорд» будет назначен на вторник, чтобы он успел подготовиться.
Эйзенхауэр стал просить собравшихся одного за другим высказываться. Генерал Смит полагал, что нападение следует осуществить 6-го числа — это был риск, но на него следовало пойти. Теддер и Ли-Мэллори боялись, что прогнозируемая облачность окажется все же слишком сильной, чтобы авиация могла действовать эффективно, а это означало, что высадка будет осуществляться без необходимого прикрытия с воздуха, и считали, что она обещает оказаться «рискованной». Монтгомери придерживался того же мнения, которое он высказал предыдущей ночью, когда было решено отложить день «Д» с 5 июня. «Я говорю — вперед!» — были его слова. Наконец пришел черед высказаться Айку. Наступил момент, когда он должен был принять решение. В те долгие минуты, когда Эйзенхауэр взвешивал все «за» и «против», в комнате стояла полная тишина. Генерал Смит вспоминает, что на него тоща произвела сильное впечатление «какая-то недосягаемость и одинокость» верховного главнокомандующего, когда он сидел, сложив перед собой руки и неподвижно глядя на стол.
Наконец Эйзенхауэр поднял глаза и медленно произнес:
— Я абсолютно убежден, что мы должны отдать приказ... Мне это не нравится, но тем не менее... Я не вижу никаких иных путей действия.
Он поднялся. Айк выглядел уставшим, но прежде напряженное выражение его лица теперь разгладилось. Вторнику 6 июня предстояло стать днем «Д».
Опускалась темнота, и солдаты сил вторжения по всей Англии готовились вновь провести ночь в бездеятельном ожидании. Взвинченные месяцами тренировок, они были готовы немедленно выступить, и откладывание операции заставляло их нервничать. Войска еще не знали, что до дня «Д» осталось всего 26 часов, пока было рано сообщать эту новость. Поэтому той штормовой воскресной ночью люди ждали — в щемящей тоске, тревоге и тайном страхе — что что-нибудь, наконец, произойдет. Они не знали точно, насколько им придется тяжело, что именно потребуется от человека в таких обстоятельствах, и думали о своих семьях, о своих женах, детях, подругах и все говорили о предстоящих боях. Что будет представлять из себя побережье, на которое им придется высаживаться? Будет ли высадка таким трудным делом, как это каждому думалось? Никто не мог сказать, что собой будет представлять день «Д», и каждый готовился к нему по-своему.
Понедельник 5 июня 1944 года был спокойным и не отмеченным никакими особенными событиями для немцев. Погода была такой плохой, что в Париже, в штабе люфтваффе, полковник профессор
Затем Штебе позвонил в штаб-квартиру фон Рундш-тедта в Сен-Жермене. Фельдмаршал в этот день спал, как обычно, долго, и уже почти наступил полдень, когда он встретился со своим начальником штаба и прочитал и одобрил подготовленную его штабом «Оценку намерений союзников», которую после этого следовало отправить в ставку Гитлера. Эта оценка являла собой другой пример совершенно неправильных предположений. Она гласила: «Систематическое и отчетливое усиление воздушных налетов показывает, что противник достиг высокой степени готовности. Вероятным фронтом вторжения по прежнему остается сектор от Шельды до Нормандии... и нельзя исключить, что этот фронт может захватить и северное побережье Бретани... [но]... еще не ясно, на каком именно участке этой протяженной линии будет осуществляться вторжение. Сосредоточенные воздушные атаки на береговые укрепления между Дюнкерком и Дьеппом могут означать, что главные силы союзников будут высаживаться здесь... [но]... признаков того, что вторжение произойдет в ближайшие дни, не замечено...» Удовлетворившись столь общим анализом, охватывающим 800 миль побережья, фон Рундштедт отправился вместе с сыном, молодым лейтенантом, в свой любимый ресторан «Кок Харди», находившийся поблизости, в Бугивале. Было уже около часа дня, до дня «Д» оставалось 12 часов.
Все германское командование от полковников до фельдмаршалов воспринимало затянувшуюся плохую погоду как успокаивающее обстоятельство. В штабах были абсолютно уверены, что в ближайшее время нападение произведено не будет, и эта уверенность основывалась на тщательном анализе погодных условий, которые наблюдались во время высадки союзников в Северной Африке, на Сицилии и в Италии. Данные варьировались, но метеорологи отметили, что союзники никогда не начинали десантные операции, если прогноз не обещал благоприятной погоды — прежде всего чтобы иметь прикрытие с воздуха. И для методичною немецкого ума здесь все было однозначно: союзники могут напасть только в том случае, если установится хорошая погода. Погода же была плохой.
В штабе Роммеля в Ла-Рош-Гайон работа шла своим обычным чередом, как будто фельдмаршал никуда не уезжал. При этом начальник штаба, генерал-майор доктор Ганс Шпайдель, счел обстановку достаточно спокойной, чтобы можно было устроить небольшой званый обед. Он пригласил несколько человек и среди них Эрнста Юнгера, философа и писателя. Интеллектуал Шпайдель ожидал предстоящий обед с нетерпением: он надеялся побеседовать на свою любимую тему,— о французской литературе. Появилось и еще кое-что, что требовалось обсудить,— двадцатистраничная рукопись, набросанная Юнгером и тайно переданная им Роммелю и Шпайделю. Последние оба придавали его труду большое значение и сильно рассчитывали на него: это был проект заключения мира — после того, как Гитлер будет осужден немецким судом либо убит.
В Сен-Лo, в штабе 84-го корпуса, начальник разведки майор Фридрих Хайн занимался подготовкой праздничного ужина, посвященного дню рождения командующего корпусом генерала Эриха Маркса, который приходился на 6 июня. Генерал должен был днем уехать в Бретань, в город Ренн, и его офицеры решили устроить вечеринку-сюрприз. Марксу вместе со всеми остальными старшими командирами дислоцированных в Нормандии войск предстояло принять участие в тактических играх на большой карте, которые должны были начаться во вторник утром. Каждый из приглашенных ожидал, что Kriegsspiele будут интересными: их темой ожидалось теоретическое «вторжение», ожидаемое в Нормандии.
Предстоящие учения беспокоили начальника штаба 7-й армии — бригадного генерала Макса Пемзеля. Представлялось очень скверным, что старшие офицеры его стоявших в Нормандии и на полуострове Котантен частей будут отсутствовать все одновременно. Но то, что их не будет всю ночь, было просто опасным — Ренн находился от большинства из них довольно далеко, и Пемзель боялся, что кое-кто решит отправиться туда до рассвета. Генерал считал, что если вторжение будет предпринято в Нормандии, то оно начнется с первыми лучами солнца, и решил предупредить всех отьезжающих. Переданный по телетайпу приказ гласил: «Командующим генералам и остальным, принимающим участие в учениях Kriegsspiele, не уезжать в Ренн до рассвета 6 июня». Но было поздно: некоторые уже отбыли.