ТАЙНЫЙ СОВЕТНИК
Шрифт:
На радостях венценосный отец объявил пир среди Петрова поста. Он хотел порадовать Федькиными присказками митрополита Макария, протопопа Сильвестра, архиепископов и архимандритов, какие при митрополите сыщутся.
Хотелось Ивану и Анастасию взбодрить, а то она все реже поднималась, бледнела, слабела, теряла интерес к жизни.
Застолье собирали осторожно. В Петров пост приходилось довольствоваться овощной кулинарией, фруктами, квасами, выпечками. И все равно попы могли не прийти или прийти скрепя сердце. Будут сидеть сычами, испортят настроение. Сегодня в поварню прошмыгнул маленький
«Постный пир» грянул по обыкновению. Размеренно понесли пироги, каши, фруктовые сооружения, — гости едва успевали их поедать. Стайка английских докторов с ужасом наблюдала, как русские не пробуют еду, не соизмеряют ее количество с возможностями желудка, а жадно поглощают каждое блюдо, будто оно единственное, первое за прошедшую неделю и последнее на будущую. А ведь это были не изможденные работяги, не нищие погорельцы, а очень состоятельные люди!
— Видимо, джентльмены, дело не в голоде, — заметил доктор Стэндиш, ковыряя позолоченной вилкой непонятное месиво, — они не сами едят!
— Как же, не сами, милорд? – удивленно переспросил его помощник, молодой Элмс, наблюдая, как толстенная дьячиха Висковатая засовывает в рот целую баранью лопатку, — кстати! – где она ее взяла?
— Видите ли, друг мой, — отвечал Стэндиш, указывая вилкой на Висковатую, как на экспонат анатомического музея, — аппетит сей благородной дамы происходит не только от испорченности нравов и варварской традиции, но и от натуральных потребностей желудка. Умолчу о первопричинах его величины. Так что, это не супруга министра вкушает безмерно, а ее желудок. И как вы считаете, сколь дорого можно продать такой член для публичной инсталляции?
— Я думаю, шиллингов за пять-шесть?
— Не смею спорить с Вами, сэр. Запомним эту цифру до возвращения.
Тут настроение исследователей испортилось, ибо благополучное возвращение в Англию было проблематичным в свете симптоматики больной Анастасии Р. Благородные джентльмены могли очень легко лишиться всяких перспектив, а также рук, ног, голов, других – второстепенных органов. С инсталляцией по-русски. Стэндиш вовсе потерял аппетит и убрал вилку в карманный несессер.
Объявили выход царицы Анастасии и царевичей.
Анастасия вплыла в палату бледной тенью. Две девки поддерживали ее под руки не ради этикета, а для реальной помощи. Доктора обреченно переглянулись.
Царевич Иван – прыщавый малый шести лет с бегающими глазками сразу прыгнул за стол на ближайшем углу, но был выведен дворецким и пересажен по праву руку царя. Наследник престола вызывал чувство династической беспросветности. Анастасию опустили слева от Ивана, и она стала смотреть на иконы поверх сумасбродного натюрморта.
Когда прибывшие уселись, был особо объявлен «выход князя Феодора Иоанновича, света и надежи всего крещеного мира». При эти словах царевич Иван Иванович скорчил рожу. Аналогичную, но более пристойную ухмылку позволили себе протопоп Сильвестр и доктор Элмс. Хорошо, никто этого не увидел.
Ключник царицы Анисим Петров
Анисима потому и держали при Анастасии вместо ключницы, что Федор был неподъемен и неуемен. Наконец, Петрову удалось угомонить мальчишку. Он снял с него шапку, шепнул что-то на ухо и опустил в кресло с высокими подушками. Царевич сгреб с ближайшего блюда горсть овощей в сметане и, размазывая их по скатерти, стал ритмично кивать головой.
— Хрен, хрен, хрен..., — выкрикивал на каждый кивок.
— Хрен вам на х..., господа! – пришел на помощь брату Иван Иванович.
Анисим не успел прикрыть рот сквернослова ладонью и смущенно потупился. Вокруг заржали.
— Однако, буквы выговаривает правильно, — заметил доктор Робертс –знаток русского языка. – Это решительно подтверждает гипотезу о слабой взаимосвязи между общей дебильностью и функциями отдельных органов чувств.
— По крайней мере, в этом народе, — согласился Стэндиш, выковыривая с блюда именно маринованный хрен. Золоченая вилка вновь была в его руке.
Пир разгорался. Священнослужители исчезли, и постную плотину прорвало. Выносили не только еду – журавлей, лебедей, кур, рыбу, но и выпивку! Французское сухое нескольких сортов лилось рекой под именем «Романея». Немецкие вина обозначались словом «Ренское». Но первенствовал на столе русский «мед». Это был, естественно, не обыкновенный пчелиный мед-сырец, а сброженный раствор меда – убойное пойло оригинального вкуса.
Сообщество начало редеть. Рухнувших «дам» и «джентльменов» выводили слуги. Внимание гостей рассеялось, уже никто не замечал деталей застольного общения, и только четверка англичан переглянулась, когда царь Иван запросто встал из-за стола и вышел «по-английски».
Тут же за спину попу Сильвестру, который по долгу службы терпел скоромное безобразие, скользнул полный молодой человек трезвой наружности и в полупоклоне пошептал что-то на ухо. Сильвестр чинно поднялся и проследовал за толстяком. – В ту же дверь, что и царь, — заметили англичане. Больше они ничего не услышали, не увидели и не поняли, ибо встреча и беседа царя с духовником происходила в царской спальне.
Странная это была беседа. Неискренняя. Царь не показывал виду, что подозревает попа, говорил осторожно, вежливо, преувеличенно ласково. Это тем более настораживало, приводило в трепет.
Сильвестр гасил этот трепет, справлялся с мурашками по спине, и в свою очередь старался не давать повода к подозрению. Говорил спокойно, без подобострастия и лести.
Смысл речи Ивана сводился к жалобе на внешнюю угрозу. Царь не испрашивал, как прежде, благословения или отпущения грехов, не жаловался на козни потусторонних сил. Он объявил прямо, что раскрыт заговор по его физическому устранению. Организатор – казненный позавчера боярин Тучков. Исполнители почти все пойманы, не пойманные – известны, далеко не уйдут. Так не посоветуешь ли, святой отец, как жить при таких напастях, и от кого они исходят? Только не говори мне о грехах, о происках дьявола. Все – здесь, в Москве, в Кремле, от людей и через людей!