Те, кого называли богами. Эскиды
Шрифт:
Внутри все было таким же старым как и снаружи. Простые ручной работы полочки с глиняной посудой, незамысловатая старая мебель, на полу плетеный из разноцветных тряпок небольшой ковер. Эшора глубоко вздохнула, пытаясь успокоить разволновавшееся сердце. Вот она и здесь.
Старческие пальцы осторожно коснулись ее ладони, на пульсирующий от боли палец, о котором она совсем забыла, легла полупрозрачная зеленоватая мазь.
– Уколы моих цветов весьма болезненны и опасны, - предупреждая вопрос Кэрл, пояснила Олэсь.
– Так, значит, тебя интересует
– добавила она, уже обращаясь непосредственно к Эшоре.
Это был не вопрос, а скорее утверждение.
Кэрл с любопытством осматривалась вокруг себя, она никогда здесь раньше не бывала, и может, никогда и не побывала бы, если б не такое дело.
– Да, - ответила она, даже не замечая, что старушка разговаривает не с ней.- Нам необходимо попасть к нему. Не смотря на определенную отдаленность твоего жилища от наших городов, ты наверняка следишь за событиями,- Кэрл качнула головой в сторону стопки газет, возвышающейся на низеньком комоде.- И тебе должно быть известно, что в эти нелегкие на всех нас дни, решается судьба нашего народа.
Олэсь ничего не ответила, с интересом поглядывая временами на ки'конку, она убрала мазь в настенный шкаф и задернула на окне занавески.
– Тебе, как истинной ки'конке, должно быть понятно, что в свете последних событий, многое зависит от того, что скажет рось, - ничуть не замешкавшись продолжала Кэрл, - Несколько лет назад ты на каждом углу кричала, что знаешь как добраться до Хранителей...
Старушка недобро усмехнулась:
– Какая ты прыткая, дитя моё! Видимо, добивать его ты идти собираешься? Или предполагается, что это дело логичнее закончить Эшоре? Ведь на Поле вышла она.
От такой прямолинейности у Кэрл перехватило дыхание:
– Я такого не говорила!
– Но подразумевала, - голос старой ки'конки внезапно стал сухим и трескучим как старые ветки.
– Ты права. Можешь считать свою миссию выполненной.
Старушка взглядом не терпящим возражений указала на дверь, которая сама открылась, выпустив идущую на негнущихся ногах Кэрл, и сама стремительно закрылась, едва та оказалась за порогом.
Эшора как во сне опустилась в плетеное кресло-качалку.
– Я так устала, Олэсь. Я так облажалась. Я не просто проиграла поединок...
Старушка сочувствующе покачала головой:
– Девочка моя, зачем столько терзаний?
– она взяла её ладони в свои и крепко сжала в знак поддержки.
– Как верно заметила твоя спутница, я слежу за событиями и должна сказать: что бы ни произошло там, на Поле, так тому и быть! И говорить о проигрыше время еще не настало.
Эшора задумчиво и нервно грызла ногти, пока не получила по руке легки, но чувствительный шлепок.
– Понимаешь... я не то чтобы хочу... но... ребята...
– девушка говорила сбивчиво, невнятно, глотая слова, а порой и целые предложения, и тем не менее смысл ее речи был более чем ясен.
Старушка понимающе кивнула головой и сняла с шеи красивый витиеватый кулон из голубого металла.
– Это
– Что-то еще...
– Олэсь задумчиво погладила девушку по плечу и направилась в соседнюю комнату.
Эшора не расслышала и половины из ее речи. Она была словно во сне, блуждая бесцельным взглядом по выцветшим от времени полотнам с вышивкой. Остатки действующего здравого смысла настаивали на необходимости времени для спокойного осмысления всего происходящего, но делать этого совершенно не хотелось. Разум был словно ватный, уставший. Эшора ненадолго задержалась на большом синем вышитом цветке и прижала дрожащие ладони к разгоряченному лбу. И только теперь заметила, что что-то сжимает в руке. Что она здесь делает?
– Вот, пригодится, - возникшая из ниоткуда, старушка сунула ей в руки небольшой сверток, и, невнятно забормотав, сдула с ладони красноватый порошок.
В носу засвербело, и Эшора что было сил чихнула. Когда головокружение прошло, она с трудом смогла раскрыть глаза - солнце слепило невероятно безжалостно - и к своему ужасу осознала, что находится в непросто незнакомой местности, а даже не на Ки'ко ...
Олеся отряхнула ладонь о передник и поправила выбившуюся из тугой прически седую прядь.
– Я исправлю содеянное тобой, Кайсар. Исправлю...
Старушка окинула печальным взглядом свое одинокое жилище и задернула кружевные оконные занавески.
* * *
Мощный удар вырвал его из небытия. Лицо горело, будто по нему дубиной проехались, а в распахнутых глазах мелькали звездочки.
– Ну вот! А вы говорите: в себя не приходит! Вон как глазами хлопает!
– заявил насмешливый девичий голос.
Проморгавшись, Эдель поднялся с подушек. Прикрыв рот ладонью, Ириган пытаясь сдержать рвавшийся наружу смех. Жива и Среча растеряно переглянулись, чувствуя себя крайне неловко. Но хранитель смотрел мимо них, в изумрудно-зеленые глаза, полные сарказма.
– Без обид, - предупредила берегиня, протягивая ему напитывающийся от ее прикосновения ледяной водой платок.
– Девочки пытались по-всякому. Не вышло. Видимо, судицы все же полакомились твоей энергией.
Под действием холода боль, наконец, локализовалась. И теперь пылало не все лицо, а лишь то место, куда прилетела пощечина. Глядя, как стремительно проступает синяк, берегиня нахмурилась, понимая, что переусердствовала. Бросив на нее взгляд с укоризной, Жива осторожно коснулась щеки хранителя, заживляя место удара.