Те же и граф
Шрифт:
– Делов-то!
– махнула рукой Милка.
– А на что социальные сети? Наверняка где-нибудь засветился твой князь Игорь. Давай посмотрим!
У Колосовой не было ноутбука, а служебный она держала на кафедре. Пришлось идти в комнату, включать стационарный компьютер. На запрос выскочило огромное количество Орловых Игорей. Но среди них не было того, вихрастого. Милка не унывала.
– Сейчас на другом сайте поищем, не паникуй.
На другом сайте та же картина. Маша заволновалась по-настоящему. Милка неутомимо искала и поминутно спрашивала:
– Не этот? Вроде Москва.
Не этот.
Ни с чем они вернулись на кухню. Милка предложила тост, но Маше уже ничего не хотелось.
– Да брось ты, найдется твой романтический герой!
– пыталась взбодрить ее Попова.
– Подожди, я тут принесла новые перлы для твоей копилки.
Зная о том, что Маша записывает смешные выражения из школьных сочинений, Попова периодически поставляла их подруге. Порывшись в сумке, она достала толстый еженедельник в обложке из натуральной кожи, привезенный из Флоренции, предмет зависти Маши Колосовой. Та обожала всевозможные записные книжки, толстые тетради, всякую канцелярскую чепуху. Часто говорила, что теряет голову, когда заходит в отдел, где продаются еженедельники и записные книжки. Ее спасало, что цены на все это богатство были неимоверные, а с ее-то зарплатой...
– Записывать будешь?
– подстегнула Машу подруга, такая же училка, как и сама Маша.
– Тут так, по мелочи.
Колосова принесла довольно потрепанную тетрадь в твердой картонной обложке и приготовилась писать.
– Пиши. "Наташа помогает раненым, отдавая им поводья".
– Они что, не знают, что такое подводы?
– подивилась Колосова.
– Да откуда им знать? Но дело не в этом. Просто они списывали, незнакомое слово попалось, вот и переврали. Пиши дальше: "На преступление он пошел по нужде".
– Бедный!
– фыркнула Маша, строча в книге.
– Фамилия купца из "Войны и мира", - диктовала дальше Милка, - ну, того, что свою лавку в Смоленске поджег: Ферамонтов.
– Ну да, слово "феромоны" им сейчас понятнее, чем имя Ферапонт.
– "Сначала Ростов даже струсил в первой встрече с французами, а в конце уже женился и стал главой своего имения".
– Логично, - снова фыркнула Маша.
– Вот еще. "К сожалению, в Андрея Болконского снаряд всегда попадал в начале боя".
– Ну не везло же парню...- улыбаясь, прокомментировала Маша.
– И совсем блошки: "месчане", "цыганин", "горчиха" Бэла.
– В смысле "горянка"?
– автоматически поинтересовалась Маша.
– Ну, наверно.
Милка порылась в своем кондуите:
– А вот это коронное! Из старого.
– И она прочла интимно: - "Чтобы сводить концы с концами, Родион иногда посещал старуху-процентщицу".
– Ах, он шалун!
– невольно засмеялась Маша. Полистав страницы своей потрепанной книжки, она предложила: - А вот угадай, кто это? "Ледяная статуя, не живущая, но когда-нибудь умирающая и бесследно исчезающая, не оставив даже мокрого места"?
Милка не задумываясь ответила:
– Элен Курагина, что ли? Да, метафоры им особенно удаются. Твои гении, оказывается, тоже не промах.
– Мил, они гении в физике и математике, ты же знаешь.
Милка действительно все знала про учеников Колосовой.
Однако время меняется, меняются и ученики. Маша жаловалась, что с каждым годом поступающие в школу ребята все менее подготовлены, менее активны, менее заинтересованы. Читательский багаж невелик, программу не осваивают. Прагматичны и расчетливы. Запрет на ноутбуки и планшеты во время уроков воспринимают как драму, с которой не могут смириться до конца учебного года. Литературу считают лишним предметом, необязательным. Колосова осознавала, что с годами и она сама меняется, и все больше между ней и учениками поколенческий разрыв и меньше понимания. Это неизбежно.
– Как только окончательно перестану их понимать, я уйду из школы, - говорила она каждый год, но все не уходила. Все еще казалось, что понимает этих умных, независимых, но таких еще маленьких детей.
Оправдывала себя:
– Если не я, то кто же?
– Давай выпьем за то, чтобы литературу не исключили из программы средней школы, а то все идет к тому!
– произнесла тост Милка, и они с чувством выпили.
Нет, не за себя боялись училки. У каждой был путь к отступлению, если что. Боялись другого. Холодных равнодушных глаз, расчетливого зла, невежественной амбициозности, торжествующего хамства. Общество, воспитывающее потребителей, не считающихся ни с чем, кроме своего блага, обречено. Откуда нынешним юным черпать иные истины? Тут еще эта, прости Господи, реформа образовательная. Система ЕГЭ приучает школьников к мысли, что где-то есть готовые ответы, поэтому думать вовсе не обязательно. Вот и не думают, списывают все повально из интернета.
Разумеется, рано или поздно человек тянется к классике за духовной пищей. Прочтут и они, нынешние юные, что-то. Однако прочтут ли, если не сформировать вкус с юных лет? Если не приучить к духовной работе?
– Да когда же им читать-то потом?
– возражала Милка.
– Загруженным работой, семейными проблемами? И что они своим детям смогут дать в таком случае?
– Любовь, прежде всего, - отвечала Маша.
– Без любви ничто не поможет: ни начитанность, ни ум, ни материальное благополучие.
– Любить тоже можно по-разному, - проворчала Милка.
– Вон у меня в классе есть такой Дима Малышев. Уж так его мама любит, шагу свободно ступить не дает. Звонит мне каждый день, требует полного отчета. Димка стесняется, молчит, но вижу, что переживает. Задушит она его своей материнской любовью. Тоже одинокая...
Колосова приуныла. Милка напомнила ей об одной ретивой родительнице, которая терроризировала Машу с начала учебного года. Тоже единственный сын и свет в окне. Сначала беспокоилась, что ее чадо не натаскивают на ЕГЭ по русскому языку, но это не только по Машиной части. Ведь Маша ведет литературу, а есть еще и русисты. Потом мама Коли Бородина стала отслеживать программу, беспокоясь, все ли ее дитя успеет освоить до получения аттестата. И, конечно же, ее беспокоили оценки сына, не всегда высокие.