Театр любви
Шрифт:
— Мама, — прошептала я. — Это ты, мама?
Ноги подкосились, и если бы не Алеша, я бы упала.
Рыцарь пролаял три раза — он делал так, когда возвращался с работы Кит. Потом лег кверху лапами и закрыл глаза в предвкушении причитающейся ему ласки.
— Мама, мамочка, — шептала я, стоя перед ней на коленях и тиская ее холодные безжизненные руки. — Ты жива… Господи, какое счастье… Мамочка, родненькая…
Она смотрела на меня. Скорее сквозь меня. На ее лице не дрогнул ни один мускул.
— Она
Я сидела на полу возле маминых ног и наблюдала за тем, как Алеша кормит ее с ложечки. Он делал это умело и, как мне показалось, с удовольствием. Мне хотелось попеременно плакать и смеяться. Кажется, я и делала то и другое.
— Она заснула. — Алеша взял маму на руки, как берут маленьких детей, которые засыпают в неположенном месте, положил на кровать и накрыл одеялом. — У нее хороший сон. Врачи говорят, это замечательно. Зоя другой раз спит целыми сутками. Во сне многое забывается.
Я смотрела на спящую маму. Ее лицо было спокойным и умиротворенным.
Алеша потянул меня за руку, и мы очутились в темном коридоре.
— Я останусь здесь ночевать — Витька сегодня в ночь работает. Я провожу тебя домой.
— Нет. Я тоже останусь здесь. Что с ней, Алеша?
— Врачи говорят, это пройдет. Они говорят, это даже к лучшему.
— Что к лучшему? — не поняла я.
— Что она ничего не помнит.
— С ней это случилось в день пожара?
— Да. Она увидела тебя, закричала и потеряла сознание. Сперва думали, у нее плохо с сердцем.
— Но почему вы скрыли все от меня? Апухтин возил меня на могилу… Бред какой-то.
— Слушай меня внимательно, сестренка. В чем, в чем, а тут твой дружок прав. Понимаешь, этот гад лежит в отключке, а машина, которую он запустил, продолжает работать. Адская машина. Ты болела. Тебе всякие лекарства давали. От них в мозгах путаница происходит, и больной не всегда может собой владеть. Ты могла проговориться. В бреду или там во сне. А у них длинные руки. Но твой дружок сумеет их обрубить. И я чем могу посодействую ему в этом.
— Она поправится… Алеша, она правда поправится? — Слезы текли из моих глаз не переставая. Они приносили мне облегчение. — Но даже если она останется… такой, это гораздо лучше, чем… Я так рада, что она жива.
— Только не показывай эту радость чужим, сестренка. Мало ли какой человек среди них окажется? Ну и дружку своему ничего не говори, иначе мне крепко достанется. Я не боюсь, но все-таки… Как-никак, милиционер он, да еще такой важный, хоть и твой дружок.
Апухтин подъехал в половине девятого. Мы с Алешей полчаса назад как вернулись домой.
— Могла
— Извини.
— Тебе на пользу свежий воздух. — Апухтин, не разуваясь, шагнул в гостиную, скользнул взглядом по дивану, на котором лежала моя постель. — Как спалось на новом месте?
— Чудесно. Теперь буду приезжать сюда почаще. Может, даже переселюсь. Егор будет рад.
— Думаю, не только Егор. Я, между прочим, за вами. Завтракали?
— Я не хочу в Москву.
— Но ты не можешь остаться здесь. Это опасно.
— Я же не одна — со мной Алеша.
— Он нужен нам.
Апухтин пристально посмотрел на меня. Я выдержала его взгляд.
— Мне он тоже нужен. Очень.
— Понимаю. — Апухтин кашлянул в кулак: — Закончим дела — и я отправлю вас обоих сюда.
— Я никуда не поеду.
Я улеглась на диван и демонстративно накрылась с головой одеялом.
— Ты ведешь себя, как маленькая девочка. У меня нет возможности выставить охрану в лесу.
— А я думала, ты все можешь. Ведь ты, всезнающий, всемогущий, всерешающий за других Апухтин.
— Таня, я спешу.
— А мне, представь, надоело спешить. Да и куда? Время остановилось, понимаешь? Да здравствуют часы без стрелок!
— Так или иначе, но ты поедешь в Москву. Ясно?
— Нет, гражданин начальник. Мы говорим на разных языках. Это потому, что ты любишь часы со стрелками, а я вообще ненавижу часы. Особенно с маятниками. Они такие равнодушные. И очень логичные. Тик-так, тик-так… Прошла минута, потом другая. Время движется только вперед, и больше никуда, кроме как вперед. Железная логика, а?
— Что с тобой, Таня?
— Не спалось, и я выпила горсть снотворных. Мне снились чудесные сны.
— Я привезу тебя вечером. И останусь ночевать.
— Не хочу. Это как-то слишком логично. Мне надоело жить согласно логике, порядку, здравому смыслу и так далее. Да здравствует хаос!
Потом я задремала. Я слышала, как Апухтин о чем-то разговаривал с Алешей на веранде. Я проваливалась в сон, выныривала из него. Судя по обрывкам фраз, долетавших до меня, они говорили обо мне. Наплевать. Мне было так хорошо. Давно мне не было так хорошо.
— Сестренка, мы поехали, — услышала я Алешин голос и, приоткрыв глаза, увидела над собой его серьезное лицо. — Я замкну тебя на замок. Спи спокойно.
Я опять провалилась в глубокий благодатный сон.
Помню, я вставала несколько раз, ела прямо из кастрюли холодный густой борщ. Я никогда не ела ничего вкусней холодного густого борща.
Когда я наконец проснулась окончательно, в комнате было темно. В камине плясали языки голубоватого пламени. Я точно помнила, что не зажигала камин.