Театр одного зрителя
Шрифт:
Доктор внимательно посмотрел на жену, а она продолжила:
— Ночью мне приснился кошмар, и я не могу его вспомнить… Не волнуйся, к режиссёру этот кошмарный сон никакого отношения не имеет.
Раздался звонок в дверь, и доктор, вставая, сказал:
— В письмах никто тебя о помощи не просил, и права выбора ты никого не лишала, а кошмары всем иногда снятся. Даже мне, психиатру, снятся.
— Они же просто побоялись или же не знали, как просить меня о помощи. Я же могла им помочь, — в сердцах произнесла она. — Я же могла переделать сценарий их жизни, а вместо этого возомнила себя мойрой…
— Поговорим позже, — откликнулся
Входная дверь скрипнула, и она вспомнила, как несколько раз просыпалась от довольно жутких завываний доктора по ночам.
– 77-
— Как там малыш? — спросила цыганка, с восковой улыбкой на лице.
— Малыш спит. Заходите, — пригласил он её вместе с цыганом, но, увидев кровоподтёк на лице цыганки, встревожено спросил:
— Ты обо что-то ударилась?
— Ударилась, и мне ещё с долгами расплатиться надо.
Приказав цыгану ждать, она вошла в дом.
– 78-
Вскоре она вышла с деньгами и, протягивая цыгану две крупные купюры, сказала:
— На эти деньги любая шлюха несколько раз отблагодарит тебя вместо меня. Отдай письмо и ещё получишь.
Цыган с готовностью протянул ей письмо. Она быстро спрятала его у себя на груди и, передавая оставшиеся деньги, добавила:
— А это за пощёчину, которая помогла спасти мою душу. Теперь проваливай, мы квиты.
Так много денег цыгану ещё не доводилось держать в руках. Он неуклюже повернулся и, не отрывая от них взгляда, стал осторожно спускаться по лестнице.
Цыганка плюнула ему вслед, и вернулась в дом.
– 79-
— Я согласна отдать малыша, — начала разговор цыганка. — Только не думайте, что я иду на это ради него. Забирайте малыша, но при условии, что теперь вы всю жизнь будете благодарить меня. Ты назвала меня своей сестрой, — сказала цыганка, обращаясь к жене доктора. — Если не лжёшь, то и я хочу быть твоей сестрой. Для малыша я стану родной тётей и смогу, как угодно, баловать его. Он ещё сильнее будет любить меня. Вы мне дадите денег, и я куплю всё, что нужно для счастья. Я должна быть счастлива, и ради этого поступлюсь своим родительским эгоизмом, — цыганка всхлипнула. — Теперь я стану лепить счастье только для себя, и каждый день буду вести учёт, пока не почувствую, что стала счастливой. Я выполню пожелание моего брата, а вы поможете мне в этом. Мой брат сначала лишил меня всего, а сейчас пожелал счастья. Так и написал, подонок: «Будь счастлива!» Только не уточнил, мерзавец, как после всего этого можно стать счастливой. А я, дура, всё это время жутко боялась невзначай задуматься над тем, как же он мне омерзителен. Из страха до конца осознать всю свою ненависть к нему, я даже хотела лишить себя жизни…
Глаза цыганки сверкнули, и она зло продолжила:
— Думаете, этими деньгами он решил отблагодарить меня? Как бы ни так. Был бы жив, сразу же отобрал бы эти деньги. Знаете, какие письма он писал мне в детстве? Молоком писал, чтобы кроме меня никто не смог бы прочесть о его любви ко мне, и готовности отдать жизнь за меня. И знаете ради чего? Чтобы я, в обмен на письма, отдавала ему свою половину конфеты, а уже постарше выполняла его гадкие прихоти. С меня он брал страшные клятвы, чтобы никто из взрослых не узнал об этом, и не помешал бы ему и дальше дурачить меня… Чего только он не вытворял со мной.
Цыганка брезгливо передёрнулась и продолжила:
— А на его увеселения,
Цыганка судорожно вздохнула и молитвенно сложила руки. Спустя мгновение она продолжила:
— Ты уж прости, братик, что с петлёй на шее я не стала счастливой. Теперь за счёт малыша попытаю счастья. Спасибо тебе, что подарил такую замечательную цель жизни. Теперь у меня есть цель, и я знаю, как достичь её.
Цыганка закончила рассказ о своих злоключениях, и доктор, подумав, стал подводить итог:
— Тебе надо вернуться в нормальное русло жизни, но есть три причины, которые могут помешать этому. Во-первых, представляешь ли ты интерес для правоохранительных органов, и чем грозит тебе возвращение из небытия? Во-вторых, как отреагируют на это уголовники? И, в-третьих, самую реальную угрозу сейчас представляет тот цыган. Аппетит на деньги, как правило, не знает удержу, а ты ввела его в соблазн. Я уверен, что он скоро явится за новой порцией денег.
— Почему так думаешь? — удивилась жена доктора.
— Он сжёг за собой мосты, когда предпочёл, чтобы за его человечность с ним расплатились бы деньгами. Первый всплеск эйфории пройдёт, и он заново переосмыслит ситуацию… Думаю, нам надо срочно связаться с законником. В сложившихся обстоятельствах только он может помочь. Во всяком случае, это в его же интересах.
— Срочно звони, — одобрила она решение мужа, — а если вдруг заартачится, напомни, сколько денег он на тебе заработал, и не забудь послать к чёрту. Сами справимся.
Доктор вышел, цыганка откинула густую прядь волос назад и замерла. Жена доктора пригляделась к цыганке и всплеснула руками.
— Бог ты мой! Вспомнила. Ты же очень похожа на свою маму. Твоя мама в театре работала?
Цыганка кивнула головой, а жена доктора продолжила:
— Я её хорошо помню. Она была подругой моей мамы и подарила мне очень красивый торт из картона. Он мне так понравился, что я до сих пор храню его.
Теперь цыганка в изумлении посмотрела на неё.
— Так это ты, та самая девочка?! Вот те на!
— Расскажи. Я тебя прошу.
— Ладно, — нехотя согласилась цыганка, — раз уж мы должны быть, как сёстры… Я этот торт увидела в чулане реквизитной театра, и упросила маму принести его с собой после работы. Я так его ждала, а мама вернулась поздно и сказала, что подарила торт хорошей девочке, которая мечтает стать артисткой… Даже этот картонный торт ты у меня отобрала, — с обидой в голосе закончила она.
— Прости меня, я не знала. Мы же жили рядом с театром, а твоя мама случайно зашла к нам после работы. У меня был день рождения, и когда я увидела громадную коробку, то сразу стала её разворачивать. Видимо, твоей маме было неловко при гостях отбирать торт, но в тот день только она понимала меня. За это я ей поцеловала руку.