Театр одного зрителя

Саканян Артур Саркисович

Ведущий совсем помрачнел и угрюмо выдавил:

— Наверно, поэтому человека выворачивает, когда он впервые совершает убийство. Будто с рвотными массами выталкиваются останки его человечности.

— Хоть и жутко выразились, но очень образно, — похвалил его доктор и продолжил:

— Всё это звенья одной цепи, — а в мыслях промелькнуло: «Фильмов насмотрелся, был свидетелем или сам руку приложил?»

Ведущий вздрогнул, и, будто задыхаясь, выкрикнул:

— Уже можно дать звонок?!

Вопрос, который должен

был прозвучать в студии, ведущему был известен заранее, но ему внезапно стало не по себе от мысли: «С пистолетом и с попыткой изнасилования никуда этот мужик не пошёл бы жаловаться». Разом хлынули воспоминания, и ведущий уже ничего не слышал.

– 87-

В тот день его велосипед кто-то основательно раскулачил. Остались только рама и педали.

Его друг снял цепь, пожалуй, единственное, что ещё на что-то могло быть пригодно, обещал помочь найти грабителя, и предложил вечерком прошвырнуться по городу.

Чтобы больше хватило на пиво, сигареты они «стреляли» у прохожих. Было уже поздно и, как следует, нагрузившись пивом, они возвращались домой. Приятелю хотелось покурить, и он попросил сигарету у подвыпившего мужика.

— Свои надо иметь, сопляк, — последовал ответ, и друг вспылил.

— Это кто, сопляк?! Я?! — взорвался он, перебирая в кармане звенья цепи. — А ну пройдём сюда, — и, вцепившись в рукав мужика, потащил его в подворотню ресторана.

Мужик не сопротивлялся, а когда они достигли укромного места, спокойно достал из кармана пистолет и направил его на юнцов.

— Становитесь лицом к стене, и скидывайте штаны. Живо! Сейчас я вас трахать буду, сопляки.

Дальше ведущий помнил плохо. Согнувшись, со спущенными штанами, он упирался головой в руки на стене и дрожал, боясь шевельнуться. Вначале послышался свист, глухой звук и взрыв нечеловеческих воплей. Свист повторился, и вновь вопли, вперемежку с матом, огласили окрестность. Свист, глухой звук, вопли, стон — всё это по нарастающей перемешалось в один сплошной вибрирующий гул. Вопли внезапно оборвались, и теперь стало слышно, как свист обрывается звуком ударов, будто выбивают пыль из ковра.

Удары с каждым разом слабели, становились реже, и в промежутках между ударами ведущий уже слышал тяжелое дыхание, прерываемое рвотными толчками и сплёвыванием. Затем послышалось шуршание и звон монет. Наконец, стало совсем тихо, и, подтягивая трусы вместе с брюками, ведущий рискнул обернуться. Лучше бы он этого не видел…

Возвращались они молча. Ведущий всё время порывался побежать, но друг, боясь привлечь внимание даже на пустынной улице, крепко вцепился в его рукав. О позванивающих монетах у себя в кармане он ничего не сказал, а ведущий не захотел даже посмотреть на пистолет.

— Завтра братан из армии возвращается. Он поможет загнать пушку, а я себе велик куплю, — деловито распорядился друг. — Жаль только, царапина

осталась. Наверно, цепью задел… Надо ещё свечку поставить за упокой души — так принято…

— Слушай! — внезапно встревожился друг. — А твоя цепь где?

Ведущий в страхе отшатнулся, вырвался, и бросился бежать.

С тех пор этот вопрос: «А твоя цепь где?» звенел у него в ушах, когда ставил свечку в церкви.

– 88-

Две машины мчались по ночному шоссе. В одной находились амбалы и цыганка со своим нехитрым скарбом, а в другой законник и жена доктора.

Законник предложил цыганке временно пожить на его даче, и теперь машина с цыганкой мчалась в сторону леса. Другую машину вёл законник, а жена доктора в его машине мчалась домой к малышу.

Представлением у цыган она была довольна, но её тревожило то, что старая гадалка не смогла снять порчу. Сила проклятия напугала даже видавшую виды цыганку.

– 89-

— Считайте, что ваш свадебный подарок я истратила в роддоме, когда рожала малыша. Роды были тяжёлыми, — сказала она, обратив внимание на хмурый вид законника.

— Бабки — шелуха, — поморщился законник. — Я шкурный интерес к разборке имею, а детали сплошь в заковырках.

— А вы постарайтесь говорить нормальным языком. Может быть, я сумею помочь разобраться с «деталями».

Законник давно не слышал замечаний в свой адрес и побагровел. Однако на многие вопросы он не знал ответов, и решил сменить гнев на милость:

— Ладно. Я тут порассуждаю вслух, а вы исправьте, что не так.

Она согласно кивнула головой, и законник мрачно продолжил:

— Наперво, вам надо было меня с бароном выбить из седла, чтобы самой править балом. Поэтому отвели нам роль суда, но не простого, а высшего. Верно?

— Я и не думала исключать вас из игры.

Она пожала плечами и продолжила:

— Ведь среди присутствующих вы с бароном были самые авторитетные лица, а «высший» — это как эпитет в знак уважения. К тому же, я подумала, что своим единовременным участием в качестве судей, вы с бароном создавали равновесие между потерпевшей и виновной стороной. Поэтому…

Законник перебил её и сердито продолжил:

— Поэтому, как под конвоем, проводили и посадили нас на те места, которые и так наши. Почётно наградили нашим же правом последнего слова. Под соусом «высший суд» такие правила навязали, что я с бароном сразу же очутились за бортом. Напомнить ваши слова? «Высший суд — это самая последняя инстанция. А раз так, то и своё слово высший суд должен сказать самым последним». Для верности, ещё добавили, что раз мы разнолагерники, то должны, объективности ради, не вмешиваться и держать рот на замочке. Фактически, мы с бароном, как китайские болванчики, могли только кивать кочанами под ваши готовые решения. Разве не так?