Театральная секция ГАХН. История идей и людей. 1921–1930
Шрифт:
Штатный сотрудник – помимо зарплаты и иногда оплаты доклада – имел возможность напечатать с помощью Академии статью или книгу, в условиях острейшего жилищного кризиса в Москве мог просить дополнительную комнату (или хлопотать о сохранении уже имеющейся) для личной библиотеки, получить нужную бумагу для направления на лечение в санатории, добиваться постановки телефона в квартире и пр. Мог испросить командировку за границу (причем не только в научных целях, но и для лечения, своего собственного либо близкого родственника). Напомню, что у немалого количества сотрудников были старые, дружеские или родственные, связи за границей (многие бывали в Европе – Италии, Германии, Франции – до революции, подолгу живали там, работая в библиотеках, совершенствуясь в языках либо отдыхая), которые до конца 1920-х годов еще было возможно поддерживать.
Стоит описать, как была устроена ГАХН, из чего состояла ее повседневная жизнь.
Можно сказать, что вся жизнь сотрудника протекала под сенью учреждения, от его бытовых забот до выхода книги или защиты диссертации, от праздничных вечеров в кругу ярких людей Москвы того времени – до погребения. Здесь, во флигеле, он мог иметь квартиру либо комнату [65] (надо
65
Так, Л. П. Гроссман обитал в служебном помещении Редкома (Редакционного комитета), и многие месяцы продолжалась вялотекущая тяжба ученого с администрацией по поводу серьезных бытовых неудобств и необходимого ремонта (возведения общей стены, избавления от сырости и пр.). В конце концов в его «темной и сырой» комнате в январе 1927 года устанавливают печь. (См.: Протоколы заседаний Президиума Государственной Академии Художественных наук. 5 октября 1926 – 26 сентября 1927 г. // Ф. 941. Оп. 1. Ед. хр. 80. Л. 406 об.)
Сохранившаяся документация рассказывает о разнообразных хлопотах по устройству сотрудников, о жалованьях, гонорарах и прибавках, переводе из разряда в разряд, просьбах о командировках, порой достаточно экзотических, о предоставлении жилья, устройстве научной библиотеки и архива, добывании денег на печатание книг и издание научных журналов и пр. Кроме жалованья, сотрудники должны были получать вознаграждение за доклады, публиковать книги и статьи. Руководство стремилось сделать все, от него зависящее, чтобы создать ученым приемлемые условия работы, по возможности поддерживая ушедший в прошлое образ жизни академической профессуры.
Так, в 1924 году двух архитекторов посылают в Германию и Италию – для изучения театрального строительства. С. А. Поляков едет смотреть берлинские театры. Кто-то отбывает в Лондон, кто-то в Австрию, кто-то в Италию. Г. Г. Шпета командируют в Кенигсберг на празднование 200-летия Иммануила Канта. П. А. Марков в 1925 году для изучения состояния современного западного театроведения отправляется в Германию и Италию, В. Э. Мориц и С. И. Марголин в те же месяцы посещают театры Парижа и Берлина и т. д. В. Г. Сахновский сочиняет докладную записку о настоятельной необходимости отправиться совместно с сотрудниками ВХУТЕМАСа и Госкино с научной экспедицией в Персию «для изучения сохранившегося там средневекового театра, обмера, заснятия и описания памятников театральной старины…» [66] . У Н. Д. Волкова на лечении в Берлине находится жена – Б. Г. Казароза-Волкова, он отправляет ей жалованье и навещает ее, испрашивая командировки.
66
Протоколы № 1–8 заседаний Президиума Театральной секции за 1925–1926 гг. 8 февраля 1926 г. // Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 12. Л. 19.
Командировки длятся от двух недель до трех месяцев и даже полугода.
Академия должна была содержать свои помещения, библиотеку, осуществлять текущий ремонт, так как предоставленные для работы помещения бывших усадеб быстро ветшали. Так, Акт осмотра зданий ГАХН по Кропоткинской улице и Малому Левшинскому переулку «показал, что в двух комнатах („Красном кабинете“ и помещении „Секретариата“, общей площадью 68,28 кв. м.) пора сделать новый паркет „специал“, так как полы пришли в полную негодность, местами проваливаются, старый паркет до того износился, что чинить его нет никакого смысла» [67] . Сохранилась и смета ремонта (26 мая 1927 года): она составила 2355 рублей.
67
Протоколы заседаний Президиума ГАХН за 1926–1927 гг. 5 октября 1926 – 26 сентября 1927 г. // Ф. 941. Оп. 1. Ед. хр. 80. Л. 135.
Помимо паркета в собственных помещениях и состояния роялей администрация отвечала и за «ремонт троттуара», и за поливку улицы перед зданием на Пречистенке. 4 июля 1924 года руководство Академии пишет специальную бумагу в 45-е отделение милиции г. Москвы, оправдываясь за то, что не была полита улица перед зданием – из-за не поступившего в срок кредита [68] .
Как у всякого уважающего себя учреждения культуры, у Академии имеются непременные атрибуты, среди которых – прекрасные музыкальные инструменты для вечеров и концертов, в частности три рояля (два – фирмы Мюльбаха и один – фирмы Шредер). И в 1927 году появляется документ о необходимости их ремонта. Детали, пришедшие в негодность, заказываются в Германии по специальному каталогу. Всего на ремонт инструментов по смете необходимо ассигновать 60 рублей 75 копеек (тогдашний курс марки – 5 копеек) [69] .
68
Материалы по зарубежным связям <Академии> 5 мая – 31 июля 1924 г. // Ф. 941. Оп. 1. Ед. хр. 55а. Л. 75.
69
Ф. 941. Оп. 1. Ед. хр. 80. Л. 92.
Добывание дров и денег на освещение, разбирательство (надо сказать, редких) неприятных происшествий тоже входило
Все эти докучные, но неотменимые занятия администрации служили главному: продолжению научных исследований в области гуманитарных наук в России.
ГАХН аккумулировала в своих стенах (либо на дружественных площадках) самые яркие, талантливые явления всех видов искусств, создавая для научного творчества, роста сотрудников, в особенности – неискушенных, молодых, – разнообразную и насыщенную художественную среду.
70
Среди пожелтевших архивных листов, донесших до нас размышления искусствоведов и философов, споры о высоких материях, сохранилось заявление профессора Б. И. Ярхо, пораженного дерзкой кражей его заграничного пальто и шляпы во время заседания: «В субботу, 10 мая 1924 г., я явился на заседание Театральной секции в 5 часов дня и повесил свое пальто и шляпу на вешалку у входа в Красный кабинет. Покидая заседание в 8 1/2, я обнаружил, что и пальто, и шляпа исчезли» (Протоколы № 19–76 заседаний Президиума РАХН за 1923/1924 г. и материалы к ним. 12 октября 1923 – 30 сентября 1924 // Ф. 941. Оп. 1. Ед. хр. 24). Можно быть уверенным, что для франтоватого, сохранившего привычку переодеваться к обеду Бориса Исааковича это стало не только бытовой, но серьезной неприятностью морального плана. Кража в стенах Академии нарушала общепринятые устои.
Своей чередой шли не только научные заседания и доклады, но и устраивались литературно-художественные, поэтические и музыкальные вечера, среди участников которых появлялись А. Белый, Пастернак, Ахматова, Булгаков, Вересаев и Волошин, организовывались лекции и концерты, проходили обсуждения шумных театральных премьер, затевались художественные выставки.
Существовала при Академии и Ассоциация современной музыки. Сдавали зал в аренду – для музыкальных, поэтических, литературных и прочих вечеров – для вечера памяти Бетховена, вечера цыганского романса (одним из организаторов была жена П. С. Попова – внучка Л. Н. Толстого А. И. Толстая, сама прекрасная исполнительница цыганских романсов) и пр. Всероссийский союз поэтов (на документе подпись С. М. Городецкого) просил зал для проведения заседания в честь А. С. Пушкина (отмечалось 128-летие со дня рождения поэта). 1 марта 1926 года Л. В. Горнунг [71] записывал в дневнике: «Сегодня в ГАХНе литературно-художественный вечер – с благотворительной целью – помочь поэту М. Волошину, стихи которого сейчас не печатаются. М. Булгаков прочел по рукописи „Похождения Чичикова“, как бы добавление к „Мертвым душам“. Деньги пошли на ремонт волошинского дома в Коктебеле. Волошин благодарил организаторов и участников вечера акварелями – С. Федорченко, Булгакова, Пастернака» [72] . (В скобках заметим, что Булгакова в этот год не печатают тоже, – но осенью во МХАТе пройдет премьера «Дней Турбиных» и финансовое положение автора резко, хотя и ненадолго, улучшится.)
71
Горнунг Лев Владимирович (1902–1993), поэт, переводчик, секретарь поэтического объединения «Кифара» (конец 1923 года – 1929 год). В 1925–1930 годах – сотрудник ГАХН, секретарь созданного при ГАХН Комитета Выставки революционного искусства Запада (1925–1926) и одноименного Кабинета Академии.
72
Цит. по: Чудакова М. О. Жизнеописание Михаила Булгакова. М.: Книга, 1988. С. 331.
Организовывались вечера памяти Блока и Хлебникова, Общество еврейской музыки устраивало концерт новейшей музыки, собирались литературное объединение «Перевал» (где читал «Персидские мотивы» С. Есенин) и Ассоциация ритмистов, проходили конференции Главнауки (с отдельной просьбой: организовать для участников «дешевый чайный буфет»); заседали члены Общества любителей русской словесности; устраивалась выставка «каррикатуры». 1 марта 1925 года прошел Литературно-художественный вечер (где выступали М. Булгаков, Ю. Слезкин, А. Белый, В. Вересаев, Б. Пастернак); месяц, с 15 мая по 15 июня 1925 года, работала выставка по изучению Крыма, Большой актовый зал принимал участников обсуждения нашумевшего мейерхольдовского «Мандата», выставлялись художники – Н. П. Ульянов и П. В. Кузнецов – всем находилось место и время [73] .
73
См.: Заявки театральных коллективов на аренду помещения Большого зала ГАХН для концертов // Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 22. Л. 19, 29, 30.
Случались на вечерах и странные объединения тем. Так, на одном и том же заседании 20 февраля 1925 года члены Теасекции вместе с Кинокомиссией сначала смотрели «фильму» «Похороны Н. Е. Эфроса», после чего предлагалось увидеть художественную картину «Багдадский вор». Либо в начале 1926/27 академического года, в сентябре на Организационный пленум Теасекции явились свыше ста человек. Возможно, дело объяснялось тем, что гостей, собравшихся после летних каникул, ждало еще и выступление «Синей блузы» [74] .
74
«Синяя блуза» – советский агитационный эстрадный театральный коллектив, существовал с начала 1920-х до 1933 года (название прижилось по одежде артистов и было связано с принятой ими униформой: синими (голубыми) блузами и темными юбками или брюками). Требующие минимальной подготовки злободневные эстрадные номера, сатирические диалоги и репризы составляли выступление синеблузников. Марков писал, что в их репертуар входили «целые сценки, порою – попытки современной оперетты и водевиля. Приобретя черты советской эстрады, „Синяя блуза“ не утратила связи с театром, но деформировала его приемы…» (Марков П. А. Театр. 1917–1927 // Марков П. А. О театре. В 4 т. Т. 3. Дневник театрального критика. М.: Искусство, 1976. С. 439).