Театральные подмостки
Шрифт:
Шмыганюку, видимо, понравился его новый облик, и он тоже решил тост сказать. Поднялся в прекрасном белоснежном платье Леры и вдохновенно выдал загодя приготовленную патетику. Он говорил надменно и торжественно, и самодовольная усмешка не слезала с его лица. Руки, правда, жили какой-то своей жизнью -- суетливо и смущённо то поправляли платье, то теребили цепочку с кулончиком на шее.
– - Здесь, в зале, собрались только самые близкие и дорогие для нас люди, -- говорил Шмыганюк.
– - Спасибо, что пришли в этот знаменательный для нас день, который стал, как здесь уже говорили, двойным праздником. Я хочу выпить за жертвенность на ниве искусства! Ещё Чехов сказал: "Человек это звучит гордо!" (Кто-то крикнул: "Это Горький сказал!") Горький разве? Ну, не важно. А кто сказал: "Скромность украшает человека"?
– - немного замешкался, сбитый с заученного текста.
– - Так вот, "человек это звучит гордо!" Но не так-то просто стать настоящим человеком! Только отрешённость и скромность, доведённая до самопожертвования, делает человека человеком! Человек должен быть тих и пришиблен! Стремление к богатству и власти -- это уже губительная иллюзия! Это же страшные вещи! Это ужасно и преступно! И только стремление к творчеству облагораживает человека! А иначе нельзя. Алмазы -- это ещё не бриллианты! И только искусная огранка позволяет алмазу засверкать всеми цветами радуги!
Я разглядывал эту химеру и думал, что когда слышишь столь возвышенные речи, то всегда следует внимательнее присмотреться к оратору. Очень часто это просто словоблудие, доведённое склонностью к самопиарщине до филигранного изящества. Старо как мир: самых последних мерзавцев и приспособленцев с гнилой сутью следует искать как раз среди утончённых и изощрённых ораторов. За яркой риторикой они скрывают свою подленькую натуру, стараются выставить себя в лучшем свете и ракурсе, и, как правило, ухитряются показать себя такими, какими совершенно не являются. Особенно очень удобно и выгодно создать о себе хорошее впечатление на многолюдных торжествах, кои являются свадьбы, юбилеи и всякая подобная праздничная толкотня.
А ещё я смотрел на тело своей бывшей жены с головой Шмыганюка и понимал, что все эти годы я был женат на этой конструкции. Ну да, жил по всем приметам с женщиной, но голова её всё время находилась в каком-то другом месте... Вот ужас-то!
И в эту минуту, когда я пребывал в некоторой оторопи, откуда-то появился огромный чёрный гриф. Распластав широкие крылья, он спикировал на голову невесты, крепко схватил её когтями и как-то легко, без видимых усилий оторвал от тела Шмыганюка. Может, и был какой-то хруст или ещё чего там, но из-за громкой музыки я ничего не услышал. Гриф подлетел со спины, и голова Леры как раз так заразительно смеялась и одновременно элегантно стаскивала белыми зубками с вилки кусочек буженины. Но оказавшись в когтях, она тут же поперхнулась и истошно заголосила: "Спасите! Помогите!"
Куда там! Никто и опомниться не успел. К ужасу всех присутствующих гриф взмыл под самую крышу над авансценой, где находятся верховая машинерия, с балками, барабанами и штанкерными подъёмниками, и там уже скрылся от глаз в неизвестном направлении.
Впрочем, туловищу Шмыганюка надо отдать должное. Оно пыталось бороться за голову невесты -- вскочило на ноги буквально сразу, как только голова Леры оказалась в когтях, вскинуло руки вверх, слепо пытаясь ухватиться хоть за фату, хоть за локоны, безвольно болтающиеся в разные стороны, хоть за саму голову. Я искренно болел за несчастного жениха, мне так хотелось, чтобы у него всё получилось, но -- тщётно.
– - Вот видишь, Вань, сама природа уже возмутилась, -- сказал Николай Сергеевич.
– - В наше время на свадьбы лебеди прилетали, белы голуби стаями кружили.
В зале случилась лёгкая паника, которая, однако, быстро закончилась. Как ни странно, какого-то особого горя в глазах родителей и её родственников я не увидел, разве что некая озабоченность, досада... Вот только голова Шмыганюка сразу расплакалась.
– - Вы ничего не понимаете!
– - рыдал он.
– - Я Лере к свадьбе очень дорогие серёжки подарил. А вдруг их украдут?
– - Это те, с бриллиантами?
– - ахнула его мамаша.
– - Ну конечно!
– - Плохо дело, -- испуганно всхрапнула мамаша.
– - Это уже совсем не смешно.
– - Сам виноват: нельзя ничего дорогого до свадьбы дарить! Вот и воспитали олуха!
– - осерчал отец.
– - Не кричи на Владика! Ему сейчас и так плохо. Не волнуйся сыночек, береги себя.
Я вызвался залезть наверх и отыскать голову Леры, но почему-то моя благородная инициатива не встретила понимания.
– - Да брось ты, Вань, --
– - Ничего с ней не случится. На этом свете животные никому зла причинить не могут. Ну, поиграет маленько, потискает и вернёт.
– - Да-а...
– - протянул Бересклет, -- а то ещё в какой-то угол закинет, а там пылища столбом... Забудет, и ищи-свищи.
– - И что теперь делать?
– - вопрошал я.
– - Что тут сделаешь -- накрылась свадьба. Ситуация, конечно, неприятная, но против природы не попрёшь.
– - А как же голова? А если потеряется?
– - А что голова... штука полезная, но не главная... новая вырастит. Само собой время на это надо. Придётся по инстанциям побегать...
Зинаида Альбертовна, вся пунцовая от растерянности, кинулась к нашему столу и сразу набросилась на меня:
– - Я так и знала, что ты нам какую-нибудь гадость подстроишь!
Я удивился:
– - Помилуйте, Зинаида Альбертовна! Причём здесь я?
– - Не надо из меня дурочку делать! Ты меня знаешь! Это твой театр! Развёл тут зверинец!
– - Ну да, это я раньше в зоопарке жил...
– - Он ещё и издевается! Ладно, я с тобой потом поговорю! Твоё счастье, что я доченьку не могу надолго оставить!
– - и покатилась, вся такая возмущённая и озабоченная.
Родственники жениха и невесты посовещались и решили, что уже нет никакого смысла держать голову Шмыганюка на теле невесты. Ну и постановили вернуть её на место. Двое крепких мужчин аккуратно и не спеша с минуту вышатывали голову из хрупкого тела невесты, пока ни послышался характерный щелчок. Голова Шмыганюка -- надо отдать ей должное -- стойко перенёсла эту, видимо, болезненную процедуру, и даже не пикнула. Про тело невесты я вообще ничего сказать не могу. Оно сидело понурое с опущенными плечами и практически не подавало признаков жизни. А дальше... я не знаю, как свершилось таинство. Родственники и всякие там советчики обступили тело Шмыганюка со всех сторон, так, что мне ничегошеньки и видно не было. Но голова таким чудесным образом приросла, причём и шрама не осталось. Все сразу в зале захлопали в ладоши, послышались радостные крики и ликующие возгласы, всё больше иронические: дескать, жених-то какой красавец! Орёл!..
Ну а потом... потом решили, значит, не поддаваться унынию и спокохонько допить, доесть -- не пропадать же добру. Мне показалось, веселья даже прибавилось. Все кому ни лень шутили над незадачливым женихом, подтрунивали над невезучей невестой и под дружный хохот давали какие-то идиотские советы, пошлые и несуразные.
А вот у меня настроение упало, особенно после того, как какой-то шутник раздобыл где-то живую голову свиньи, которая всё время беспечно и с удовольствием хрюкала, нацепил на неё фату и объявил, что нашёл голову невесты. Ну, не кощунство ли? Правда, всем остальным шутка понравилась, и даже родственники Шмыганюка встретили эту хохму с восторгом и шутейно отмахивались, что им, дескать, свинью хотят подложить.
В какой-то момент туловище Леры занервничало. Оно стало беспокойно ерзать и крутиться на одном месте, а потом внезапно, широко гребанув рукой по столу, смахнуло рюмки и тарелки с кушаньями на пол. И надо ж было такому случиться: запачкало певуна Георгия Гипса соусной обливой. Тот вскочил как ошпаренный и, вспылив, опрометчиво брякнул: "Ты чё творишь, овца безмозглая?!"
Лера это, конечно же, не услышала, но за неё тотчас же вступился не Шмыганюк или кто-то из родственников, и, увы, не я, а один из двух любовников Леры -- на небесных свадьбах все любовники присутствуют в обязательном порядке. Что тут началось! В считанные минуты весь зал превратился в зверское побоище. Стулья ломались об чьи-то головы, столы переворачивались, и кушанья летели на пол. Тарелки со свистом проносились то тут, то там, в ход шли бокалы и бутылки, пустые и полные. Всё билось и громыхало, трещало и звенело. Я тоже не остался в стороне, стараясь отодвинуть дерущихся подальше от тела Леры, которая каким-то таинственным чутьём всё же чувствовала, что вокруг происходит что-то неладное, и сжималась от страха. А Шмыганюк всё время бочком переходил в безопасное место и там курил в сторонке. Женщины, старики и трусы поспешили скрыться за кулисами или за воротами зрительного зала. В какой-то момент к ним присоединился и Шмыганюк, бросив беззащитное тело невесты на произвол судьбы.